Дерево ангелов
Шрифт:
Дома по вечерам Нина с Ричардом ужинали, потом курили турецкие сигареты, пахнущие лакрицей. Позже Ричард частенько уходил из дома, а Нина оставалась сидеть перед камином с книгой и пить крепкий, сладкий турецкий кофе или чай из серебряного самовара, который Чарльз откопал для нее в какой-то лавке древностей.
По утрам она обычно просыпалась намного раньше мужа и читала у окна, выходящего на пустой соседский сад. Сад содержался в чистоте и порядке, но Нина никогда никого там не видела — лишь однажды показался согбенный старичок и потыкал тростью землю вокруг грушевого дерева. Нина постучала в окно, но старик, видимо, не услышал.
— Ума не приложу, как тебе удается так мало спать, — зевал Ричард, выходя из гардеробной.
— Я
Конечно, это была сущая неправда. У них в семье даже шутили насчет того, что Нину не добудишься — Дарье приходилось обливать ее холодной водой. Но с тех пор как умерла мама, она и вправду спала очень плохо.
В оставленном отцу письме Нина говорила, что не может быть медсестрой, что она полюбила человека, благородного происхождения и во всех отношениях достойного, и что они собираются обвенчаться в Москве. Она выдумала Москву на тот случай, если отец вернется раньше времени и телеграфирует на границу, чтобы их задержали. Приехав в Брайтон, Нина написала снова, на сей раз правду. Ответа не было. Катя тоже написала отцу и также не получила ответа. Впрочем, вряд ли это ее расстроило — у нее, беременной в четвертый раз, были заботы поважнее. «Молю Бога, — писала она Нине, — чтобы ты не разделила мою долю. Я все время чувствую усталость, и акушерка говорит, что я изнурила себя, рожая одного ребенка за другим».
— Могла бы быть и поосторожней, — неожиданно нахмурился Ричард, когда Нина зачитала ему письмо за завтраком. — Пусть даже она и живет в католической стране. В наше время у большинства людей хватает благоразумия.
Нина удивлялась: при чем тут католическая вера? Ей вспомнилось, как кухарка говорила: «Католики и евреи — они хуже животных. Порядочной женщине надо держаться от них подальше».
Раз в месяц приходил кремовый пергаментный конверт от тети Лены. «Я слышала, — писала тетя своим круглым размашистым почерком, — что твой отец в добром здравии, а больница уже принимает пациентов, правда я уже никогда не увижу ее, потому что никогда больше не переступлю порог родного дома. Андрей винит меня в твоем побеге, а в своих собственных поступках не видит ничего дурного. Я с трепетом думаю о его будущем». Дарья покинула поместье в день возвращения отца. «Он сказал, что она должна была остановить тебя, и ударил ее по лицу так, что рассек ей губу и у нее стал шататься зуб. Когда Дарья приехала ко мне, я дала ей деньги и договорилась насчет места на подводе, чтобы она могла поехать к своему брату…»
Вскоре после Нового года Елена переслала Нине простенькое письмо, написанное со слов Дарьи ее племянником. Дарья сообщала, что прекрасно устроилась в доме брата и рада, что покинула имение Карсавиных. Она надеется, что Нина здорова. В конце письма Дарья поставила крест вместо подписи, и Нина провела по нему пальцами, кляня глупого племянника, не написавшего обратного адреса.
Нина отправила письмо мисс Бренчли в Персию, где та теперь служила, и гувернантка ответила, поздравляя ее с замужеством, которое, как она выразилась, было «необходимым шагом на пути к освобождению».
Иногда Нина подумывала о том, чтобы написать Лейле и, может быть, послать ей подарок. Но это было бы рискованно: у подруги могут возникнуть неприятности с отцом и госпожой Кульман. Поэтому Нина отказалась от своей затеи.
Главный офис фирмы, в которой служил Ричард, располагался в Брайтоне, но был и другой, поменьше — в Лондоне, рядом с доками, и Ричард два-три раза в неделю ездил в столицу. Иногда Нина встречала там его, и они вместе обедали или оставались в Лондоне на выходные, сняв номер в отеле, и ходили на новые спектакли. Нина любила выбираться в Лондон — они с Ричардом весело проводили время вдвоем. Они видели все последние пьесы, в том числе «Анну Каренину» с Лидией Яворска, но вскоре решили, что им более по душе всякие ревю вроде «Привет,
На каминной полке в гостиной начали скапливаться карточки с золотой каемкой — приглашения на чаепития, воскресные обеды, званые ужины. Поначалу приглашения пугали Нину. Когда пришло самое первое, она даже расплакалась.
— Боже мой, Нина… — растерялся Ричард, держа в руке приглашение на чай от миссис Смит. — Это всего лишь чаепитие. В России ты бывала на таких много раз, и я не думаю, что здесь оно будет сильно отличаться.
Конечно, Нина бывала на званых чаепитиях, но тогда ведь она была ребенком, а теперь она — замужняя женщина. К тому же — разве ей удастся вести беседу так, как это делала мама? Мама всегда была таким остроумным, интересным собеседником… За день до чаепития Нина скрупулезно изучила все газеты; Ричард, смеясь, говорил, что она похожа на студентку накануне экзамена.
— От тебя вовсе не требуется быть в курсе последних событий. Уверяю тебя, миссис Смит на это не рассчитывает.
Вернувшись на следующий вечер домой, Ричард первым делом спросил у Нины:
— Ну, как ты? Жива?
— Это было ужасно… — проговорила она, сохраняя на лице серьезную мину.
— О, дорогая… — у него вытянулось лицо. — Мне так жаль.
— …Ужасно скучно, — рассмеялась Нина. — Мы только и говорили, что о погоде!
Это была не совсем правда — миссис Смит, помимо прочего, говорила о своих детях и даже сводила Нину в детскую, чтобы познакомить с младшими дочерьми, одной из которых оказалось тринадцать, другой — четырнадцать. Когда они вошли, старшая сделала грациозный книксен и опять принялась играть в куклы с сестрой. У Нины запылали щеки: что бы сказали эти люди, узнай они ее настоящий возраст? Но когда она прошла мимо зеркала в холле, к ней вернулась уверенность в себе — из зеркала на нее смотрела не девчонка, а молодая замужняя женщина.
_____
Вскоре приглашения посыпались градом, по большей части от жен и матерей брайтонских коллег Ричарда. Внимательно приглядываясь к английским дамам, Нина обнаруживала, что во всем, что они делают, есть какое-то неуловимое отличие от того, к чему привыкла она, — в том, как они держат вилку, пьют чай, сидят в кресле.
— Скажи, я что, как-то не так хожу? — спросила она однажды у Ричарда.
— Не так ходишь? — На его лице читалось недоумение. — Что ты имеешь в виду?
— Вчера у миссис Янг после чая мы пошли прогуляться по приморскому бульвару, и миссис Сэйлз сказала мне: «Миссис Трулав, я вынуждена попросить вас идти чуть помедленнее — мне за вами не угнаться». И все они переглянулись.
— Ах это, — он кивнул. — У англичанок, во всяком случае у женщин среднего класса, принято ходить медленно.
Беседы, которые вели английские леди и русские дамы, тоже различались. Англичанки были настолько опутаны всякими табу, что зачастую под конец вечера Нина уже переставала понимать, о чем они говорят, даже если речь шла о каких-то пустяках. Когда она попыталась объяснить все это Ричарду, он замахал руками.
— Но, милая, это же и есть суть английского разговора. В нем важно не столько то, что говорится, сколько то, что умалчивается, и то, как об этом умалчивается. К примеру, в переговорах с клиентами я начинаю бить тревогу не тогда, когда они ведут себя сдержанно и неприветливо, а наоборот — когда они полны энтузиазма. Тогда я понимаю, что они собираются пойти на попятный.
Может быть, потому, что Англия такая маленькая страна, они не представляли себе, насколько необъятна и многообразна Россия. Узнав ее девичью фамилию, они были уверены, что она приходится родственницей балерине Тамаре Платоновне Карсавиной и непременно должна была встречаться с Нижинским! Казалось, они представляли Россию этаким лондонским пригородом, где все друг друга знают.