Дерево ангелов
Шрифт:
Поглаживая ее руку, Нина заговорила:
— Мне всегда казалось маленьким чудом то, что я узнала судьбу Дарьи. Как и то, что ты меня нашла, Джулия, — это тоже похоже на чудо. — Ее голос доносился откуда-то издалека. — Надеюсь, ты не обидишься, но смотрю я на тебя — и эта мысль сама напрашивается… Джулия, прости меня, но ты бывала когда-нибудь беременна?
Однажды Джулия действительно забеременела, потому-то она и знала сейчас, что не может быть беременной. Это было так давно, что она уже ничего толком не помнила, если не
Пол, любимый брат, погиб, и жизнь потеряла для нее смысл. Она так любила его и не могла поверить, что его больше нет, что он ушел навсегда. Думать об этом было невыносимо, так что она вообще перестала думать и просто пошла на поводу у собственного тела. Ее руки постоянно норовили соскользнуть туда, между бедер — когда она входила в кабинку школьного туалета, или запиралась в прачечной дома, или сидела на заднем сиденье родительской машины, натянув школьный джемпер на колени. Она вечно тискала и гладила себя в поиске облегчения.
И она сделала это — в фургоне видавшего виды грузовика, украшенном надписью «Не смейся — внутри может быть твоя дочь».
«Ого! — изумился блондинистый красавчик, будто какому-то чуду. — Там у тебя тоже рыжие волосы». После того как он неуклюже поднялся с нее и закурил косяк, рука Джулии сползла вниз, и она стала ублажать себя снова и снова, не обращая внимания на то, что он смотрит, и остановилась, только когда дошла до полного изнеможения, так и не насытив бесконечной жажды и внутренней пустоты. Она готова была разрыдаться. Парень подал ей косяк и с доброй улыбкой сказал: «Рекорд установить хочешь?»
Несколько дней спустя тот же самый грузовик поджидал ее у школьных ворот, в кабине теснились трое блондинчиков. Когда Джулия невозмутимо залезла в фургон вместо того, чтобы встать в очередь на автобусной остановке, школьники зашушукались: «Шлюха…» Наутро вся школа знала, что она сделала это со всеми тремя парнями. Но это было не совсем верно. Самый симпатичный из троицы, Дэйви, с золотистой кожей и изумрудными глазами, с извинениями отказался.
— Вряд ли у меня получится, — прошептал он. — В смысле — возбудиться, когда другие стоят над душой. — Он теребил край клетчатого шерстяного одеяла. — Ты не в обиде?
Джулия была немножко разочарована, но вместе с тем у нее уже побаливало в промежности, поэтому она только выкурила с ним косяк и договорилась встретиться через неделю в кино. Так они подружились.
А через полтора месяца она плакала у Дэйви на плече: парни пользовались презервативами, но действовали, кажется, не очень-то умело, и вот у нее задержка. Через неделю месячные так и не наступили, и Дэйви познакомил Джулию со своей двадцатилетней сестрой, которая работала секретаршей в приемной одной парикмахерской в пригороде Брисбена. Та отнеслась к Джулии с сочувствием и дала ей адрес. «Никому не говори, кто дал тебе его, — предупредила она. — Это будет стоить двести долларов».
У Джулии было семьдесят пять долларов на счете в банке, еще двадцать пять она вытащила из маминого
Женщина, встретившая их в дверях, была ласковой и заботливой.
— Входи. — Акушерка взяла ее за плечо. Дэйви пошел было следом, но женщина его не пустила. — А ты, дружок, погуляй-ка пока. Возвращайся часа через три. — Потом она повернулась к Джулии: — Деньги-то, я надеюсь, при тебе, дорогуша?
Это была смерть, и она ее заслужила.
— Смотри в лампу, — послышался голос акушерки.
Боль, похожая на ослепительный белый свет лампы, разодрала ее пополам.
Дело сделано — она больше не беременна. Джулия лежала на узкой койке и плакала. Акушерка отрывисто велела ей взять себя в руки.
— У меня еще никто не умирал, — сказала она. — А я занимаюсь этим вот уже двадцать лет. Теперь давай одевайся и смотри не забудь гигиеническую прокладку. Потом ступай на кухню, выпей чаю и пару таблеток панадеина. — Когда Джулия села на холодный металлический стул и стала трясущимися руками натягивать белье, женщина ловко сдернула окровавленную простыню с покрытого клеенкой матраса. — Вот… — Она скомкала простыню. — А это мы бросим отбеливаться.
Когда вернулся Дэйви, Джулия нашла в себе силы кивнуть ему, стуча зубами о край чашки.
— Все, что ей нужно, это покой и отдых, — сказала акушерка. — И уже завтра она будет как огурчик.
Дэйви взял ее за руку, липкую от пота, и они медленно прошли сто метров до автобусной остановки. Дэйви помог ей подняться по ступенькам на переднее место. Но не прошло и пяти минут, как чехол сиденья намок от крови, и они сошли на следующей остановке. Кровь не останавливалась, она бежала по ногам, просачивалась сквозь юбку — целая река крови.
Дэйви побежал вызывать скорую и стал поджидать ее в кафе через дорогу.
В больнице Джулии сказали, что хирург, человек с седыми усами и грубыми руками, спас ей жизнь. Пару раз он пришел ее осмотреть. Ей повезло, что она не умерла, заявил он. Хирург считал, что она сама во всем виновата и получила по заслугам. Толпившиеся позади него студенты-медики ухмылялись и перешептывались. Когда врач перешел к следующему пациенту, один из студентов пролистал ее карточку. «Четырнадцать», — сообщил он остальным, и они дружно захихикали.
Медсестры, по крайней мере молодые, были подобрее.
— Взгляни на все это с такой стороны, — рассудительно утешала одна из них. — Ты никогда не растолстеешь от противозачаточных таблеток. И тебе не придется вставлять в себя всякие пластмассовые штуковины.
Теперь ей никогда не надо будет думать о контрацепции.
— Один шанс из ста, что ты сможешь забеременеть, — объявила старшая сестра больницы. — Так что не надейся завести детей. Может, тебе попадется мужчина, для которого это неважно, но большинство из них все-таки хотят иметь настоящую семью.