Деревянная девочка, или Ди — королева кукол
Шрифт:
Ночь прошла как одно мгновение. Мы не сомкнули глаз, и Али сказал, что это была самая счастливая ночь в его жизни, хотя мы лежали, не касаясь друг друга. В этом не было нужды. Мы были погружены в то чувство, которое дарит любовь, ощущали его каждой клеткой. Только под утро я начала гладить Алека по груди, чтобы он уснул. И он уснул.
Глава четвертая
В порт я пришла до рассвета. Шторм так и не разыгрался. Было тихо. Серое море лежало под серым небом. В порту бродили только старики, которым не спится по утрам. Над входом в здание вокзала светилось табло: все рейсы сегодня были бесплатные, за счёт Всемирного Фонда.
Сняв с себя медальон, я поднесла штрих-код к ячейке
Бегом, с вещами я успела к четвёртому доку. Мой поезд был тот, что стоял параллельно причалу слева, метрах в двадцати, и к нему шёл узкий, слегка покачивающийся на воде понтонный трап. Кто придумал такое название — «монорельс»? Какие рельсы могли быть на поверхности океана? Но сейчас, я кажется, поняла. Поезд, стоявший справа на пятом пути, бесшумно дрогнул и двинулся вперёд вдоль причала, а когда ушел, стал виден блестящий металлический остов в воде — барьер высотой в полметра и в длину поезда, он и вправду немного напоминал рельс… И на этот «рельс» просто-напросто опирался поезд во время стоянки…
Технология монорельса была разработана до Потопа и уцелела. А флот погиб. Теперь человечеству не под силу было строить огромные корабли. Да и зачем? Монорельс был гениальным спасительным изобретением.
Я побежала к моему поезду. Вагонов было, как всегда, пять, трап вёл к тому, что посередине. Первые два, как обычно, представляли собой открытые платформы — для автобусов и автомобилей — и были пустыми. На здешних айлах транспорт не нужен, это у нас в Шотландии есть дороги, по которым ездят машины, особенно много их в Лондоне, а в Королевской школе у каждого класса был автобус, и мы приехали в своём собственном — на такой вот платформе…
Я вовремя добежала до двери в средний вагон, и как только прижала крышечку медальона к контрольной ячейке — двери разъехались, а потом сомкнулись с такой быстротой, что другой человек уже не успел бы войти. Сделав несколько глубоких вдохов, я позволила себе передохнуть. Потом, отдышавшись, двинулась влево. В школе нам прочно вбили в голову, что ехать нужно обязательно в конце поезда. На вопрос «почему» был ответ: спасатели станут искать тебя в последнем вагоне. В двух первых людей было очень мало, в третьем не было никого.
Стоя в дверях, я осмотрела вагон — зелёные стены, окна и лавки — и, не заметив ничего подозрительного, заняла, как нас учили, последнюю скамейку в том ряду, что был от меня слева, чтоб видеть причалы и острова во время остановок, а мою голову в окне мог заметить спасатель. Вагон был определённо длинней других. Расстояние между моим и ближайшим окном тоже было значительно больше, скамейка между ними отсутствовала, а на стене светилась надпись: «Аварийная дверь». Ниже — кнопка открытия и стоп-кран. Я села по ходу поезда и вещи засунула под сиденье.
Поезд тронулся. Он плыл легко и бесшумно. Скорость не ощущалась. Только в окошке сияли море и голубое небо — так быстро наступил рассвет.
Внезапно от скорости заложило уши. Замелькали гребешки волн.
Неслись назад облака и чёрные точки островов на горизонте.
Но я закрыла глаза, я видела Лена в гробу, видела чёрное ночное небо в Гималаях — мёртвый космос с осколками звёзд над вершинами замёрзших ёлок. В этой чудовищной пустоте существует наш мир, и мы приходим в него, чтобы пожить и уйти. И никто не знает зачем. И куда девается весь человек, когда он умирает и остаётся только тело. И тело — уже не тайна. Она из него уходит. Живой, существующий человек — вот что загадочно и невообразимо сложно. И в сравнении с этим даже существование придуманных нами духов и потустороннего мира было бы вполне допустимо и ничтожно! Реальный мир — куда более невероятная загадка. И что держит человека в этом мире даже тогда, когда ему не хочется жить? Что заставляет его радоваться в этом страшном «лучшем из миров», где у человека есть всё кроме возможности выжить, гарантии
И тут я поняла, что думаю не только о смерти, я думала про Али, я его любила. Эту ночь надо было провести именно так, чтобы всё понять. Утром он мне сказал, что такого счастья не испытывал никогда. Он был счастлив только лишь от того, что был вместе со мной. «Богиня моя, богиня… Богиня любви…» — шептал он. А ведь это и есть любовь — когда наслаждаешься присутствием человека, которого любишь. И это единственное, что запретить невозможно. Это единственное, что всегда с тобой. Я страдала уже без Али, я его любила. Но зачем я сейчас от него бежала? Куда и зачем?
Просто во мне победил «детский интерес к жизни». Я ехала к незнакомому человеку, чтобы узнать, зачем меня хотят убить. Кому и чем я так помешала, почему на меня идёт такая жестокая охота? И из-за этого уже погибли Лен и весь выпускной класс королевского колледжа — двенадцать ни в чём неповинных девочек, каждая из которых была, быть может, в тысячу раз лучше меня?
«Я всё выясню и вернусь к Али, — думала я. — Вернусь. Ведь уже сейчас мне кажется, что нас разрезали пополам, я без Али тоскую. А что же чувствует он? Нельзя так бессовестно поступать! Ведь его любовь ко мне сильнее, чем любовь Лена. Того знал и любил весь мир. И он сам кого только ни любил в своей жизни! А другой любовью было для него творчество. И если бы судьба не загнала меня к нему в постель, неизвестно кто оказался бы в тот день на моём месте. Наверняка оно бы не пустовало. А вот Али любил только меня. Всю жизнь он делал и знал лишь своё дело, работал ради своей семьи. Случайно увидев меня, потерял голову и купил весь Королевский класс — содержал его, чтобы получить меня. Наверное, он не мог это сделать проще. По причинам, которых я не знаю, но собираюсь выяснить, Секретная Служба не разрешила бы ему это, не могла выпустить меня из-под опеки. Наверное, Али что-то знал. С его деньгами он мог выяснить всё… Но он обманул всех, сделав вид, что хочет стать королём. Пришлось покривить душой перед Региной…»
Вверху перестали плыть облака, потому что поезд останавливался. В окне появился прямо-таки райский остров. Вагон оказался вплотную к суше. Это был цветущий уголок. Аварийная дверь открылась прямо в чудесный сад, в вагон внесло запах влажной земли, скошенного газона и аромат цветов. Где-то журчала вода. Щебетали птицы. Зелёные ветки заглядывали прямо в дверь.
Впорхнули четыре женщины, яркие и нарядные. Они несли цветы и коробки с подарками, украшенные ленточками и бантами. Последним вошел мужчина, и дверь закрылась.
Он стоял и смотрел на меня, пока его женщины шумно рассаживались у окошка. Глаза у него были, как у Али. Наверное, у всех тут были такие глаза. В них хотелось смотреть. Наверное, он был из тех, кого я могла бы полюбить… Я теперь знала, что любить можно не одного человека сразу.
Его женщины расселись напротив меня и оживленно болтали, это были восточные красавицы. Утончённые. Томные и очаровательные. А он стоял, смотрел в мою сторону, и с ним что-то происходило.
Ему осталось единственное место возле меня. И он сел. Он сел, и с ним что-то произошло. Я не знаю, что делается с мужчинами, но что-то с ними происходит. Не знаю, со всеми ли, на всех я не обращаю внимания. Но с теми, на кого я это внимание обращаю, что-то случается. Что делаю с ними, я не знаю. Не знаю и не могу знать. И этот человек, севший возле меня, застыл, словно видел сон наяву. Его женщины весело переговаривались, о чём-то его спрашивали, шутили, но он ничего не слышал. Словно читал книгу, от которой нельзя оторваться. Я тихо сидела рядом, и мне было хорошо. Возможно, мы могли бы быть счастливы с ним вместе.