Держава богов
Шрифт:
Я подбоченился:
– Я уж точно знаю, что просьбами тут и не пахнет…
Слуга помолчал, но в глазах у него читалось веселье.
– Полагаю, – сообщил он, – ты не захочешь услышать и то слово, которое он употребил вместо твоего имени.
Я последовал за слугой вниз. Пока мы шли, он негромко пояснил, что в эти вечерние часы на глаза показываются лишь куртизаны: это требовалось для поддержания иллюзии, будто в этом здании обитают лишь прелестные существа, дарующие невинное удовольствие. Вид же слуг напоминал посетителям, что «Герб ночи» – заведение деловое. А вот зрелище
Поэтому он сразу завел меня в помещение, показавшееся мне кладовкой. На деле это оказался вход на скудно освещенную винтовую лестницу. По ней туда-сюда сновали слуги, а время от времени – смертные куртизаны. Все они улыбались и на ходу обменивались дружескими приветствиями. (Не в пример слугам, работавшим в Небе.) Когда мы достигли нижнего этажа, слуга провел меня коротким извилистым коридором, живо напомнившим мои собственные замкнутые пространства, и наконец открыл дверь, прорезанную в голой деревянной стене:
– Входи, господь Сиэй.
Я шагнул вперед и без особого удивления увидел знакомую обстановку Ахадова кабинета. Зато удивительным стало то, что хозяин был не один.
Молодая женщина, сидевшая в кресле напротив него, притянула бы любой взгляд, даже не будь она красавицей. Отчасти из-за того, что она была из народа мароне, а отчасти из-за своего роста. Она была очень высокой для женщины, даже когда сидела. Ее голова заметно возвышалась над высокой спинкой кресла, а мягкий нимб черных волос зрительно делал ее еще выше. У нее была изысканная фигура, и держалась эта женщина с огромным достоинством, чему способствовал тонкий аромат духов из цветов хираса. Одета она была самым простонародным образом: неприметного цвета длинная юбка, жакет, старые башмаки, но все рано выглядела как королева.
Она как раз улыбалась чему-то, сказанному Ахадом перед моим появлением. Когда я вошел, она обратила на меня такой пристальный взгляд, что сделалось чуточку не по себе, а широкая улыбка сразу стала прохладнее и сдержаннее. У меня возникло четкое ощущение: меня измерили, взвесили и признали неполноценным.
Слуга с поклоном прикрыл за мной дверь. Я скрестил на груди руки и принялся ждать, глядя на женщину. Я еще не настолько утратил божественность, чтобы не почувствовать могущество, запах которого буквально висел в воздухе.
– Кто ты? – спросил я. – Незаконнорожденная Арамери? Писец? Знатная дама, переодевшаяся для тайного посещения дома разврата?
Она не снизошла до ответа. Ахад вздохнул и сжал пальцами переносицу.
– Ликуя – одна из владелиц «Герба ночи», Сиэй, – пояснил он. – И она пришла взглянуть на тебя. Ее интересует, не поставишь ли ты под удар средства, вложенные в него ею и другими совладельцами. Если ты, жопа позорная, ей не понравишься, тут же вылетишь вон.
Я нахмурился:
– Не понял… С каких это пор богорожденные поступают по указке смертных? В смысле, добровольно?
Мне ответила женщина:
– С тех пор, как у смертных и богорожденных появились общие цели.
Голос у нее оказался
– Я также полагаю, – продолжила она, – что подобные соглашения были в порядке вещей и до Войны богов. В данном же случае нас связывают отношения не начальника и подчиненного, а скорее… партнерские. – Она покосилась на Ахада. – Партнерам же следует принимать важные решения по обоюдному согласию.
Ахад кивнул в ответ, почти стерев с лица свою обычную язвительную улыбку. Я задался вопросом: знает ли она, что он ей своими руками кишки выпустит, если увидит в этом чуть больше выгоды, чем в партнерском сотрудничестве? Оставалось надеяться, что знает. Я опустил руки, чтобы дать ей возможность рассмотреть меня во всей красе, и спросил:
– Ну и как? Я тебе нравлюсь?
– Если бы речь шла о внешности, ответ гласил бы: «Нет». – Я раздраженным жестом уронил руки, и она улыбнулась, хотя предыдущая фраза, по-моему, не была шуткой. – Ты определенно не в моем вкусе. По счастью, внешность не входит в перечень достоинств, по которым я определяю чью-либо ценность.
– У нее есть для тебя работа, – сказал Ахад. Он повернулся в кресле, чтобы оказаться ко мне лицом, и откинулся на спинку, упершись ногой в стол. – Это своего рода испытание. Ликуя хочет посмотреть, удастся ли использовать твои неповторимые возможности в благих целях.
Я почувствовал себя оскорбленным в самых святых чувствах.
– Что еще за хреново испытание?
Женщина… Ликуя – странно жизнерадостное имя для маронейки! – приподняла идеально очерченную бровь, и это движение показалось мне необъяснимо знакомым.
– Я хотела бы послать тебя на встречу с Узейн Дарр, наследницей нынешнего баронства. Ты, случайно, не следил за последними политическими событиями на Севере?
Я попытался вспомнить и собрать воедино все, что случайно подслушал или почерпнул из разговоров, пока пребывал в Небе. В памяти сами собой всплыли образы Невры и Крисцины Арамери, вернее, их мертвых тел.
– Ты хочешь, чтобы я выяснил, что там за новая магия? Маски и все такое.
– Нет. Про маски мы все уже знаем.
– В самом деле?
Ликуя сложила руки на коленях, и я вновь испытал странное чувство узнавания. А ведь я совершенно точно не встречал ее прежде. Вот странно-то…
– Маски порождены искусством, – сказала она. – Оно происходит от менчейско-даррского способа молитвы, зародившегося задолго до эры Светозарного, и тамошний народ хранил его в строгой тайне, дабы избежать преследований. Некогда их способом взывать к богам и возносить им хвалу были танцы, причем каждый танцор играл особую роль, для чего и надевал специальную маску. Каждый танец был своего рода представлением, а молящиеся – актеры – олицетворяли определенные архетипы. Например, «мать» была символом любви, но также и справедливости, то есть ее лик был одним из ликов смерти. Другого персонажа, «скорбящего», считали человеком гордым и гневным, который в итоге натворит великих несправедливостей и горько пожалеет о них. Понимаешь?