Держава том 4
Шрифт:
Литургию и отпевание совершил митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский Антоний. На погребении присутствовал император. Случайно он заметил бывшего своего генерал-адьютанта, и тот получил приглашение посетить венценосную семью в Царском Селе.
Хорошо пахло морозным воздухом и умиротворяюще цокали копытами по мостовой рысаки.
Максим Акимович откинулся на спинку саней и задумался, глядя на заснеженные кусты и деревья Исаакиевского сквера.
– Во, черти. Всю дорогу перегородили, – ругнулся Архип Александрович,
«Чего мужички везут, интересно? Птицу битую, наверное. Либо свиные туши. Тьфу ты, прости Господи. Нашёл о чём думать, – почувствовал в душе досаду за неуместный интерес к крестьянскому товару. – К Его Величеству еду», – стал настраиваться на важную встречу Рубанов.
На вокзал приехали вовремя, а в Царском Селе его ожидала дворцовая карета.
Во дворце встретил старинный знакомый – седой старик в серебряных очках и наглухо застёгнутом сюртуке дворцового ведомства при орденах и медалях.
Ответив на приветствие служителя, и язвительно скосившись на его мирные награды, пошёл за ним в кабинет чуткого барометра царскосельских настроений барона Фредерикса.
Под седыми усами царедворца скользнула доброжелательная улыбка от вида отставного генерала и он, склонив в поклоне худую, рослую, чуть сутуловатую фигуру, предложил Максиму Акимовичу устраиваться в большом уютном кресле, располагающем к долгой, неторопливой беседе.
– У его величества премьер-министр Столыпин. Неизвестно, сколько времени займёт их встреча. Чаю, кофе? – предложил он гостю.
Максим Акимович поймал себя на мысли, что последние его приезды во дворец вызывают в душе необъяснимое беспокойство.
– Не сочтите за бестактность, Владимир Борисович. Однако позвольте вас спросить. Мне показалось или на самом деле только что видел во дворце мужика в косоворотке и смазных сапогах. Целый обоз подобных сермяжников перегородил дорогу саням, когда ехал в Питере на вокзал. Может, за мной кто из них увязался?
– Не извольте беспокоиться, Максим Акимович. Это, – покрутил головой по сторонам и понизил голос Фредерикс, – царский возжигатель лампад. Таковую должность предоставила ему Александра Фёдоровна.
– Шляются по дворцу все, кто ни попадя, потом свечи и пропадают, – пошутил Рубанов, до слёз насмешив барона.
– Тише, ради бога, тише, мой друг. Не вздумайте так пошутить при императрице, – предупредил он приятеля. – Молитвы его очень помогают царевичу Алексею во время приступов. Царица вся на нервах, – беседа перекинулась на тревожное здоровье государыни.
– А что же доктор Боткин?
– Причина недугов её величества не тело, а занедуживший астрал. Так говорит фрейлина Вырубова. А у нас на Руси издревле… Вы и сами это знаете, есть замечательные целители из простонародья.
«У нас на Руси…», – саркастически подумал Рубанов, отхлебнув из чашечки кофе. – Сказал бы: «У нас в Финляндии», – прислушался к речи сановника:
– У этого мужика большая
«Видимо, царская чета так и думает, коли их «барометр» рассуждает об этом».
– Что-то я не верю в деревенское знахарство, – поставив пустую чашечку на стол, произнёс Рубанов, планируя разговорить пожилого сановника и узнать для себя что-нибудь нужное: «Я ведь тоже когда-то был царедворцем», – оправдал свою хитрость.
– Зря, Максим Акимович, – под седыми усами мелькнула понимающая улыбка.
«Этот лишнего не скажет», – ответно улыбнулся Рубанов.
– Смею вас уверить, мне в минуту излечил зубную хворь лохматый и немытый лесник. А вы столкнулись с Распутиным. Простой серый русский мужик. К тому же – бывший конокрад, – вновь улыбнулся из-под седых усов. – Прошу вас. Ежели вдруг о нём зайдёт речь, сделайте положительный отзыв – не пожалеете. А сейчас вам пора на аудиенцию, – увидел в проёме унылое лицо в серебряных очках на носу.
Проходя мимо раскрытой двери одной из комнат, Максим Акимович услышал сердитый лай.
– Эйра, не узнала меня? – нагнувшись, погладил лохматого скотч-терьера и, распрямившись, лицом к лицу столкнулся с императрицей.
Глядя на Рубанова, она зябко запахнулась в горностаевую ротонду и протянула руку для поцелуя.
Зная, что императрице это нравится, с приветливой старомодной учтивостью коснулся губами её руки и произнёс:
– Как там у Грибоедова, ваше величество: «Ваш шпиц – прелестный шпиц…» – улыбнулся ей и, нагнувшись, ещё раз погладил уже ластившуюся к нему собачонку.
– У меня не шпиц, а терьерша, – увидев, что «сатрапов» нет, а рядом лишь один из четырёх придворных эфиопов в придуманной ещё Екатериной Второй форме: экзотических алых штанах и расшитом золотом жакете, наплевав на этикет и дворцовый протокол, тоже нагнулась, с удовольствием потрепав шёрстку Эйры. – К Николаю? Передавайте ему от меня привет, – взяв на руки собачку, исчезла за тяжёлой дверью, тихонько закрытой американским негром Джимом Геркулесом.
Когда Рубанов вошёл в царский кабинет, государь задумчиво стоял в центре, заложив руки за спину и слегка расставив ноги в широких пехотных шароварах старого образца и мягких сапогах в гармошку. Одет был в застёгнутую на все пуговицы военную тужурку с полковничьими погонами. Поначалу Рубанов даже не узнал императора, так осунулось его моложавое лицо, а щёки, то ли от забот, то ли от тусклого освещения, избороздили землистые полутени.
Подойдя к монарху, остановился, согласно уставу за два шага, по-солдатски щёлкнул каблуками сапог и доложил:
– Ваше императорское величество, бывший генерал-адъютант Рубанов по вашему приказу прибыл.
– Ну-ну, Максим Акимович, полноте вам, – вышел из задумчивости Николай, обаятельно и как-то застенчиво улыбнувшись, – это был не приказ, а просьба, – взял под руку посетителя и проводил к креслу у стола, обойдя который, сел в такое же жёсткое кресло напротив. – Курите, – пододвинул раскрытый портсигар.