Держава том 4
Шрифт:
Мне чужды ваши рассужденья:
«Христос», «Антихрист», «Дьявол», «Бог».
Я – нежный иней охлажденья,
Я – ветерка чуть слышный вздох.
– Заумно и экстравагантно, – пришла к умозаключению Ольга.
– Поэт отобразил не мир, а субъективные ощущения от него, – оправдала стихотворца Натали.
Аким, старательно отводя от неё взгляд, неожиданно почувствовал в душе нежные звуки вальса и отвернулся к вагонной стенке, слыша, словно сквозь сон, голос супруги:
– А я Арцыбашевым
– Да этот Санин подлец, – вскипела Натали. – Смысл жизни для него не помогать ближним, а брать от жизни сколько можно. Сестре посоветовал уничтожить ребёнка, подстрекает Соловейчика к самоубийству, избивает Зарудина, который после этого убивает себя. Одно слово – мерзавец.
– Скорее – современный человек, – голоса куда-то удалялись, будто поднимаясь в небо и растворяясь там, а вместо них во вселенной нежно за- звучал вальс.
В Рубановке болезнь окончательно свалила его, словно ждала, когда он доберётся домой.
Глотая порошки и микстуры, Аким поначалу безучастно глядел в потолок, но вскоре его внимание захватила огромная чёрная ворона, выбравшая местом дислокации ветку тополя, и, в свою очередь, с не меньшим любопытством наблюдающая оттуда за Акимом.
А может, ему так казалось после стихов Бальмонта: «Как там говорила Натали? Важны ощущения, оттенки личных переживаний, а не сама действительность, – кашлял он, наблюдая за птицей. – Нет, от действительности никуда не деться. Просто следует всё это совмещать».
– Папа', – позвал отца. – Не сочти за трудность выполнить пожелание больного.
– Да любое. Особенно выпить за твоё здоровье.
– Выпей, а закусить вынеси кусочек сыра вон той вороне, – кивком головы указал на тополь с сидящей на ветке чёрной птицей.
– Чем бы дитя не тешилось, лишь бы выздоравливало, – выполнил просьбу, и вместе с сыном наблюдал за действиями, как он выразился, карги. – Это ты басню Крылова вспомнил? – стал выяснять подоплеку события. – Чем чёрт не шутит? Может и лисица прибежит?! – мечтательно поласкал взглядом висевший на стене бельгийский двуствольный «Лебо» с роскошной гравировкой. – Семьсот пятьдесят рубчиков ружьецо, – неожиданно вспомнил цену. – Это сколько же надо лисьих шкурок добыть, дабы окупить его? – стал подсчитывать в уме количество, но сбился, выпил коньяку и понёс вороне закуску.
Через пару дней отставной генерал втянулся в опыты над героиней басни, и, несмотря на колкие взгляды супруги, целеустремлённо разбрасывал под деревом сыр, дабы поглядеть, что из этого выйдет. Постепенно у них с сыном сие действо перешло в маниакальную страсть, но полюбоваться вороной с кусочком сыра в клюве им так и не удалось. Лисы тоже не наблюдалось. Её с большой пользой для себя, заменил рыжий Трезор, с аппетитом сжирающий закусь и тоже задумчиво поглядывающий на подопытную.
Эксперимент с треском провалился, а там пошло выздоровление и постепенно идея «фикс» сошла на нет.
Больше всего страдал от этого привыкший
В пятницу Рубановы пригласили священника, дабы почитал молитвы на здоровье. И правда, после этого Аким стал бодрее, жизнерадостно пошутив:
– Перечень смертных грехов, озвученный батюшкой, удивительно смахивает на мои воскресные планы, – очень обрадовал отца и напряг супругу, вспомнившую самый ужасный на её взгляд грех: не пожелай жены ближнего своего.
Шуганув безмятежно спящего на клавишах рояля чёрно-белого котёнка, Аким попытался наиграть мотив бравурного марша, начав, по мнению жены, отсчёт грехам.
Окинув взглядом натюрморт из разбросанных на алой плюшевой скатерти мелких зелёных яблок, с простой стеклянной вазой в центре, из которой выглядывали полевые жёлтые цветы и коричневая корявая ветка, облепленная ярко-красной смородиной, Аким надумал вдруг проехаться верхом на лошади в лес и полюбоваться природой.
Отцу эта идея не понравилась, а вот молодые дамы и Ильма с радостью откликнулись на его предложение.
Через полчаса две амазонки и выздоравливающий кентавр, в сопровождении собак, вскачь неслись по неширокой, заросшей пожелтевшей травой дороге среди ржаного поля и шагом уже, проехав узкие полосы овса и гречихи, выехали на луг с копнами скошенного сена и весёлыми ромашками, тут и там белеющими на невысокой стерне.
Наслаждаясь свежим ветерком и запахом трав, Аким вздрогнул от визга супруги.
«Ну вот, всю идиллию нарушила», – оглянулся, наблюдая, как та машет руками и вопит: «пчела-а», зациклившись на букве «а».
Подъехав к ней, хлопнул в ладоши, загасив этим действием крик.
– Прихлопнул кусаку, – сообщил потрясённой от пережитых волнений жене. – Это, наверное, та самая, что в Дудергофе Дубасова тяпнула, – услышал фырканье Натали. – Дамы! Рысью – марш-марш, – заорал он, пришпорив коня и направив его в сторону леса.
В прохладном сумраке гуськом ехали по натоптанной тропе, отводя от лица тонкие ветки, и неожиданно наткнулись на тихое лесное озеро.
«Да я здесь уже был, – чему-то радуясь, подумал Аким. – Вон там Глеб ягоду нашёл, определив её как ежевику. Ничего. Жив до сих пор», – солидно слез с коня и помог дамам спуститься на землю.
– Жаба-а! – второй раз разрушила торжественное чудо природы Ольга, вновь надолго зациклившись на первой букве алфавита.
Исхитрившись, как Глеб в детстве, заткнуть пальцами одновременно глаза, нос и уши, каким-то шестым чувством угадал фырканье Натали, почему-то обрадовавшись этому, и гугниво, из-за заткнутого пальцами носа, осуждающе прогундел:
– Мадам! Жабочка, с перепугу, окочурилась, – применил гимназический термин, – от разрыва сердца, – чуть подумав, добавил диагноз.
– Я этого не хотела! – спокойным уже голосом стала оправдываться Ольга, до коликов развеселив всю компанию, включая и собак.
Трезор, дабы показать Ильме какой он бесстрашный кобель, с разбега ухнулся в озеро, подняв сим глупым деянием тучу брызг, несколько десятков ответных прыжков в конец разнервничавшихся лягушек и третий вопль обрызганной Ольги.