Держава (том второй)
Шрифт:
Вечер 28 марта для чинов полиции и железнодорожных жандармов выдался весьма активным и нервным.
Их величества с дочерьми и свитой прибыли на вокзал, намереваясь отправиться в Москву, поклониться святым и просить у них помощи в успокоении России.
Максим Акимович Рубанов удостоился чести не просто сопровождать царскую чету, но и ехать в их поезде.
Победоносцев такой чести не удостоился и вместе с другими сановниками добирался обыкновенным пассажирским составом, что впрочем, нисколько его не огорчило, а даже обрадовало. В последнее время ему всё тяжелее становилось
Узнав о поездке любимого папа в первопрестольную, Аким, с помощью маменьки, вновь уговорил его взять к себе адьютантом.
Свита располагалась в разделённом на девять купе, шестом вагоне.
Рубанову с генералом Драгомировым отвели четвёртое купе. Кроме них там же расположились и адьютанты.
Генеральские денщики оставили в двухместном купе необходимые дорожные припасы: коньяк с закуской, и гордые исполненной миссией и поездкой в царском поезде, удалились в восьмой вагон, где находились комендант, прислуга свиты и доктор с аптекой.
Сияющий электрическим освещением состав ещё не тронулся, а генералы уже принялись провожать себя и желать друг другу доброго пути…
— А ваша булава теперь — мой гетманский жезл, — засмеялся Драгомиров.
Когда застрекотал телефон внутренней связи и генералов пригласили в находящуюся в третьем вагоне столовую, они уже хорошо подняли своё настроение, и дорога в Москву казалась усыпанной розами и наградами.
Рубанову–младшему от праздника жизни остались лишь шипы да отцовы подковырки. И в таком пасмурном настроении он сопровождал отца и Михаила Ивановича до третьего вагона.
Миновав соседний вагон, где была детская, и ехали фрейлины, с одной из которых Драгомиров не преминул цапнуться, ибо старая грымза обозвала заслуженного генерала пьяницей.
— А какие в молодости надежды подавал, — шмыгнув в купе с белой мебелью, напоследок выдала она.
— Это что за надежды вы ей подавали, Михаил Иванович? — хохотнул Рубанов–старший. — И по всему видно, дальше надежд дело не пошло, — подтянулись и старались не раскачиваться, проходя четвёртый вагон, предназначенный для их величеств.
Наконец дотопали до вагона–столовой красного дерева, где за столом уже сидело несколько человек, а за перегородкой в гостиной, с обитой бархатным штофом мебелью, играло пианино.
— Государь, наверное, — усаживаясь за стол, кивнул в сторону звуков Рубанов.
— Или государыня, — оглядел присутствующих Драгомиров, поприветствовав их общим поклоном.
— Что за свитские генералы стали, — бурчал он, когда шли обратно. — Кители расстёгнуты… Никакого почтения к форме…
— Господин подпоручик, застегнитесь, — зашептал Акиму драгомировский адъютант. — Сейчас их превосходительство придираться начнут…
«Чтоб я ещё хоть раз в адьютанты напросился», — застегнулся Аким и, встав по стойке смирно, пропустил генералов в купе.
— О-о! Молодец. Вольно, подпоручик, — уселся у окна Михаил Иванович.
Рубанов–старший расположился напротив.
— Представляешь, Максим Акимович, сейчас даже среди офицеров
Отпустив адьютантов отдыхать, генералы с азартом принялись за карты. На этот раз Драгомиров проигрался в пух и прах, вплоть до булавы, и, чтоб поднять настроение, от карт перешёл к анекдотам:
— Однажды император Александр Первый прогуливался по бульвару под дождём, что не помешало собраться дамам, дабы полюбоваться монархом. «Пожалуйста, поднимите зонтики, мадам, не мочитесь», — сказал государь. — «Для вашего величества мы готовы и помочиться», — ответили дамы, — закатился смехом Драгомиров. — Уверен, среди них была и та мегера, что недавно назвала меня пьяницей, — запил анекдот коньячком.
Рубанов от души поддержал его. Отсмеявшись, и вытерев платком глаза, произнёс:
— Да-а. Генералы любят по–доброму пошутить над императором, за которого без раздумий отдадут жизнь… Вот один из моих любимых анекдотов: Купчиха Семижопова…
— Какая? — вытаращил глаза Драгомиров.
— Семижопова, — уточнил Рубанов. — … Написала на высочайшее имя прошение об изменении фамилии. Николай, — кивнул в сторону четвёртого вагона, — наложил резолюцию: «Хватит и пяти!», — забеспокоился, глядя, как Драгомиров хватает ртом воздух.
Но потом старый генерал испустил такой вопль восторга, и поднял такой гогот, что Максим Акимович поспешил налить ему рюмку коньяку, чтоб немного успокоить развеселившегося генерала от инфантерии.
В 10 часов 50 минут утра поезд подошёл к платформе Николаевского вокзала.
Вышколенный конвой выскочил из первого вагона и занял места у вагона их величеств.
К царскому поезду подали экипажи, и кортеж направился в Кремль.
Возле Иверской часовни процессия остановилась и царь с царицей, под восторженные крики народа, с чувством приложились к кресту и чудотворной иконе Иверской Богоматери.
Вечером, оставив дочерей отдыхать, венценосные гости навестили генерал–губернатора с супругой.
Младшая сестра, забыв, что она царица, бросилась на шею старшей, пока дядя обнимал племянника.
Акима к великому князю Сергею не пригласили и он, трепеща сердцем, решил навестить Натали.
На этот раз швейцар безропотно пропустил его, но дома оказался один лишь подполковник Кусков.
— Проходи, проходи дружище, — сердечно обнял Рубанова. — Возмужал на офицерских харчах, — рассмеялся Дмитрий Николаевич, хлопая Акима по плечу. — Зинаида Александровна и все Бутенёвы уехали на воды. Константин Александрович очень уж плох, — усадил подпоручика на диван. — Сейчас насчёт ужина распоряжусь, — покинул его.