Держи крепче
Шрифт:
Розоволосая захлопнула за собой дверь и скрестила руки на груди. Каждый её жест был пропитан едва сдерживаемым гневом.
— Акане, чем ты, чёрт возьми, занимаешься? — её голос прозвучал резко, отражаясь от кафельных стен.
Та повернулась с безупречно спокойным выражением лица, словно её забавляло это проявление эмоций:
— В каком смысле?
— Ты прекрасно знаешь, в каком, — процедила Мияко, сдерживая ярость. — Ты увела парня у моей подруги. Подруги, с которой я тебя сама познакомила.
Акане вздохнула и склонила голову набок,
— Если быть точной, я никого не уводила. Я просто предложила ему помочь мне. Он согласился. — Каждое слово падало с её губ как льдинка. — Это был его выбор.
— Не делай вид, что не понимаешь! — почти выкрикнула Мияко, и её голос эхом отразился от стен.
Акане смотрела на неё спокойно, чуть прищурившись:
— Ты драматизируешь, Мияко. Да и потом, откуда мне было знать, что Кенджи её парень? — Она сделала паузу, и её глаза блеснули. — Я только слышала, что ей Казума признавался.
Мияко замерла, брови сошлись:
— Это совершенно другое дело.
— Правда? — Акане приподняла бровь. — Потому что сейчас я вижу, как ты сидишь в кофейне с этим самым Казумой. Разве это не то же самое, в чём ты меня обвиняешь?
Та отшатнулась, как от пощёчины, только моральной:
— У нас просто разговор, — выпалила она, но в голосе прозвучала неуверенность. — Это не свидание!
Акане скрестила руки на груди, губы изогнулись в холодной улыбке:
— Разговор. Конечно. Ты поздно вечером, в уютной кофейне с парнем, который якобы признавался твоей подруге, а обвиняешь меня? — и покачала головой. — Не находишь, что это двойные стандарты?
Мияко открыла рот, чтобы возразить, но слова застряли в горле. Щёки вспыхнули румянцем — то ли от гнева, то ли от стыда.
— Это совершенно другое, — наконец процедила она сквозь зубы.
Та усмехнулась и снова повернулась к зеркалу, неспешно поправляя прядь чёрных волос:
— Конечно, другое, Мияко, — произнесла она с ледяным спокойствием. — Ты ведь всегда знаешь лучше всех.
Мияко сжала губы:
— Ты… — начала она, но Акане её перебила:
— Если ты действительно хочешь защитить свою подругу, может, начнёшь с того, чтобы честно поговорить с ней? — и повернулась к Мияко, во взгляде читалось что-то похожее на жалость. — А не разыгрывать драматичные сцены в туалетах.
С этими словами Акане развернулась и вышла, оставив Мияко наедине с зеркалами и собственными противоречивыми мыслями…
…
Когда Мияко вернулась за столик, её щёки пылали, хотя и пыталась сохранять видимость спокойствия. Она опустилась на стул резким движением, выдающим внутреннее состояние.
— Всё в порядке? — спросил я, замечая, как подрагивают её пальцы.
— Отлично, — отрезала она, скрестив руки на груди в защитном жесте.
Я ухмыльнулся, поднимая чашку:
— Судя по твоему лицу, в туалете только что разыгралась драма уровня шекспировских страстей.
— Просто помолчи, Ямагути-кун, — бросила она, но взгляд не мог скрыть остаточного гнева и чего-то ещё. Растерянности?
Мы
Наконец, она повернулась ко мне и, слегка наклонив голову, спросила:
— Ты говорил, что у вас с Акане были дружеские отношения в средней школе. — Она сделала паузу, подбирая слова. — Вы… поругались?
Я приподнял бровь, но ответил спокойно:
— Типа того.
Мияко нахмурилась, взгляд стал серьёзным, а голос снизился почти до шёпота:
— Пожалуйста, расскажи.
Я посмотрел на свою пустую чашку, затем снова на неё:
— Не хочу. Не люблю ворошить прошлое.
Она собиралась возразить, но я поднял руку, останавливая её:
— Но могу сказать одно, — продолжил я, встречая её взгляд. — Акане обычно добивается своего. Уровень её интриг на несколько ступеней выше твоих, Мияко.
Её лицо мгновенно напряглось, брови сошлись, а губы сжались в тонкую линию:
— Это что, попытка меня принизить? — спросила она с плохо скрываемой обидой.
Я улыбнулся, но без насмешки, или злости:
— Нет, — сказал я просто. — Это именно то, что мне никогда не нравилось в ней.
Мияко замерла. Будто мои слова задели какую-то глубоко спрятанную струну.
Я встал, неторопливо застёгивая куртку:
— Мне пора.
Мияко молча наблюдала за мной, но в глазах всё ещё читалась странная смесь обиды и растерянности.
— Хочешь, провожу до дома? Или вызову такси? — предложил ей.
Она покачала головой и тихо выдохнула:
— Не нужно. Справлюсь сама.
Её голос прозвучал непривычно тихо, без обычной уверенности и даже без следа прежней злости.
— Как знаешь, — кивнул я. — Тогда до встречи.
После чего развернулся и пошёл к выходу, не оглядываясь. На полпути замедлил шаг, мельком поймав своё отражение в окне кофейни.
Прошлое всегда находит способ напомнить о себе. Оно может принять облик девушки с идеальными чертами лица или прозвучать знакомым, сдержанным голосом. А ты всё равно пытаешься убедить себя, что это просто воспоминания, а не что-то большее. И когда справляешься с ним — а я справился — на душе становится слишком спокойно. И мирно.
…
Когда вошёл в дом, меня встретила уютная тишина. Свет в гостиной был выключен, на столе стоял аккуратный поднос с чайником чая и тарелкой треугольных сэндвичей. Рядом лежала записка. Я взял её, развернул и невольно улыбнулся:
«Ты так и не поужинал, когда пришёл. Это не забота, просто не хочу выносить твой труп, если помрёшь от недоедания. — Ю.»
— Ну конечно, не забота, — пробормотал я, усаживаясь за стол.
Взял сэндвич, откусил и сделал глоток чая. Простая еда почему-то показалась особенно вкусной именно сейчас, когда голова была забита совсем другими мыслями.