Держи меня крепче

Душка Sucre

– Полагаю, мне стоит выразить свое мнение, – начал вступительную речь Стас. – Например, лично я бы предпочел день на кефире.

– И я.

– И я.

– И я.

Ух ты, а я даже не заметила, как Сеня нарисовался здесь. У него дар папарацци. Чувствую, в скором времени в сети ожидается новое видео под названием «моя семейка чудит по новой».

Троекратное «и я» прозвучало с извиняющимися интонациями, но сути не меняет.

– Понимаешь, сестренка, твои кулинарные шедевры – это что-то с чем-то. Ты вспомни, что получилось в прошлый раз, – Егор, начал

рыться в ящиках в поисках кастрюли.

Видимо решил, что лучше всего задобрить меня едой. Ему ли не знать мои слабые стороны. Зная себя, с уверенностью могу сообщить, что ему это удастся. Хотя напоминать мне о собственных неудачах так некрасиво с его стороны… В моей памяти прекрасно сохранились воспоминания о пересоленой каше весьма сомнительного вида и отвратительного вкуса. И не только в моей памяти. Такое не забывается. Открою секрет, изначально задумывалась не каша. Но слипшиеся в последней инстанции макаронные изделия, которые после неудачного кипячения превратились в комок склеенной массы, щедро залитые маслом, получилось загримировать только в нее. Не знаю, в чем был мой промах. Возможно, необходимо было дождаться, когда вода закипит, и только затем добавлять макароны, а возможно три ложки соли с горкой – это немного многовато или же варить надо было менее часа… Не знаю, но определенно – готовка, это не мое.

Спасая меня от дальнейших словоизлияний, сестренка потащила меня на выход, оставляя кухню снова за мальчиками.

– Молодец! Мастерски действуешь на жалость, – заговорщицки подмигнула мне она.

Подобное мною не планировалось и даже то, что мои действия приведут к именно такому результату, также оказалось для меня сюрпризом. Хотя дело сделано. Об остальном пусть пишут в комментариях сердобольные фаны интернет-роликов на сайте, посвященном нам.

Услышать одобрение от Сони – вещь нереальная. Не помню, чтобы слышала от нее что-то, кроме ворчания и язвительных замечаний. Не только в свой адрес, но также и относительно остальных людей. Не кого-то конкретно, а вообще людей в целом.

– …так что тебе надо позвонить той девчонке, – к тому моменту, как мы пересекли коридор и оказались в нашей комнате, я поняла, что прослушала речь сестры.

– Ээ… Ты о чем?

– В смысле о чем? Я уже минут пять не умолкаю. Какую часть конкретно ты упустила? – она меняет свои настроения как переключатель: щёлк – вкл, щёлк – выкл.

– Я слышала про «позвонить», – звучит робко, но тут главное не перегнуть.

– Это все?

– И про девочку.

– Какую еще девочку? – она прикалывается что ли?

– Которой позвонить нужно. Ты же сказала «надо позвонить той девочке».

Сестра мгновенно уцепилась, вернее, вцепилась руками и ногами, а также зубами и когтями, в мою легкую попытку ответного удара:

– Эта твоя, которую ты пытаешься назвать девочкой, уже сто лет не девочка. А разница межу девочкой, как ляпнула ты, и девчонкой, как говорю я, существенна. Девочка – это малявка, школьница, не приспособленное, пока или вообще, к жизни существо. Вот… ты, например. А девчонка, это та же девушка. Повзрослевшая,

выросшая из игр и нормальная. Как я. И вообще, я сказала не «надо позвонить», а «тебе надо позвонить». Чувствуешь? Тебе надо ей позвонить. Этой девчонке. Созвонитесь, пообщаетесь о том, о сём, – тараторила Соня.

Перебить такой треп нереально, и не нужно. Пусть говорит, все равно я никакой существенной разницы между этими словами не ощущаю. И что за «тебе». Она моя знакомая? На самом деле, о ком она распинается? Конечно, лучше не знать и сберечь свой покой, но все-таки зацепило. Мне стало до жути интересно кому и зачем надо звонить, что представляет собой эта взрослая мадам.

– Так что за девчонка? – я сделала ударение на последнем слове.

– Я уже сто раз повторила, – ее манера деланно уставать от разговора всегда меня раздражала. – Это твоя одноклассница. Бывшая. Оля.

– Ковалева? – кажется, правильно сказала.

– Не знаю. Ее мама в театре работает. Драматическом. У нее волосы кудрявые, прическа «взрыв на макаронной фабрике». Цвет волос рыжий. Она похожа на Пеппи-длинный-чулок. Вспомнила? – перечисляла Соня и с каждым новым предложением более жадно вглядывалась в мое лицо, пытаясь вычислить, вспомнила ли я ее.

А я вспомнила. Причем сразу. Просто с фамилией сложнее. У меня плохая память на них. Но таких ярких людей сложно забыть. Даже несмотря на то, что в школе она всегда представляла собою посредственность, и даже я выгодно на ее фоне выделялась, но благодаря своей внешности она надолго останется в памяти людей. Фу, как-то заупокойно сейчас это прозвучало.

Я кивнула Соне.

– И зачем мне ей звонить?

– Потому что ее мама работает в театре, – вымученно улыбнулась сестренка.

– И что? – я все еще не улавливала связь.

– Ты меня убиваешь. Буквально, – припечатала Соня. – Здесь вывод даже пятилетний киндер сделает. Она может достать нам платья!

– Какие платья? Ты хочешь постановку организовать? – правда до меня пока не доходила, предпочитая обходной путь.

– Нам. Нужны. Платья. Для. Бала-маскарада. Андерстенд?

– Я не иду на маскарад, – кажется, чья-то крыша распрощалась с хозяином надолго, она думает, что я пойду?

– Мы идем, – сестренка решила не уступать.

– Нет, – я встретила ее атаку в лоб.

– Идем.

– Не идем.

– Я сказала, идем.

– А я не хочу.

– Не волнует.

– Меня волнует.

– Выпей пустырника.

– Сама пей.

– Я спокойна. Пока, – если будем продолжать в том же темпе, то ненадолго.

– Я не пойду!

– Еще как пойдешь, – Соня стала нервно подпрыгивать на пяточках.

– Ты меня заставишь?

– Если понадобится.

– О! Звучит многообещающе, – попытка закатить глаза на манер скептической особы не удалась.

– Не дерзи. Тебе это не идет, – осадила меня сестра, одновременно сняв напряжение с себя.

Она расслабилась, вероятно, решив, что дело в шляпе.

– Зачем я тебе там? – ага, не припомню, чтобы мы становились подругами не разлей вода.