Держись от меня подальше
Шрифт:
Он прекрасно знал.
— Как это получилось?
— Давай я расскажу тебе всё потом, а сейчас мне нужно найти Тёму. Он всё извратно понял.
— Брательник мой знатный извращенец, есть такое, — согласился, шуткуя, друг.
— Он ушёл, и я не знаю, как его найти, — моё отчаяние выливалось даже из ушей, просачивалось сквозь поры в клетках тела. — Телефон не отвечает.
— Здесь у него роуминг, — просветил меня Оливер, далёкую от технологий современности. — А инет только по вай-фай.
— Божечки, где же он? — взвизгнула я от отчаяния, шмыгая носом. — Он мог пойти куда угодно!
— Ты точно не беременна? А то больно
— Сплюнь, мне рано ещё.
— Честно, не знаю где он сейчас, но билет у него на завтра, утренний рейс, — помог мне друг.
— Эй, чучело, — услышала я из трубки на фоне приглушенный расстоянием знакомый говорящей звонкий голос, — долго я должна тебя ждать? Чемодан с ленты снять не можешь, помочь может?
— Прости, подруга, мне пора, удачи, — сухо попрощался он со мной. И уже в сторону, ехидно: — Зайка моя, соскучи…
Одновременно с ним говорил новый голос, добавив себе обличающей тяжести:
— С какой ещё подру…
Связь оборвалась.
Значит, у меня ещё есть время его найти. Но его катастрофически мало. Я попробовала снова до него дозвониться, но номер не отвечал, будто сгинувший среди радиоволн, возможно зацепившись за одну, запутавшись за другую и потерявший в итоге свой собственный сигнал. Я не была сильна в физике, чтобы распутать клубок волн, и единственное, что могла сделать — это отправить сообщение, понадеявшись, что оно дойдёт, ворвавшись в самый центр переплетения и своим светом ослабит путаницу: «Я люблю тебя». Я признавалась ему и делала это, не стесняясь и не боясь последствий. Толя бы посоветовал не распыляться словами, ибо всё, что сказано, может быть использовано против меня в суде. И я готова отвечать за свои слова.
Подслушивающий мой разговор с Оливером Фил хотел помочь:
— Подумай, может есть места, куда он хотел сходить в городе? Он же типичный турист, себя вспомни, когда приехала, — он стал меня передразнивать: — Пойдём в Централ парк кормить уточек. Давай поедим нью-йоркскую пиццу. Айда кататься на пароме. Пошли искупнёмся в Гудзоне.
— Эй, — последнего я точно не говорила.
— В общем, подумай. Может, какой-то театр? Этот питекантроп знает вообще, что такое искусство?
Театр? Точно, такой был. Буквально пару недель назад он рассказывал мне о подъёме музыки чёрных, которая происходила в тридцатых годах в Гарлеме, где жил его любимый Луи Армстронг. Многие из артистов того времени избрали театр «Аполло» площадкой для выступлений, и что показательно, долгое время он был единственным театром в Нью-Йорке, где афроамериканцы могли получить работу. А ещё у них был «палач» с метлой, который сметал исполнителя со сцены, если зрители его не жаловали.
Судьба театра была неоднозначной, и в какое-то время он был преобразован в кинотеатр, но вновь восстановил статус концертного зала, и именно там каждый май проводили ежегодное джазовое шоу «Великая ночь в Гарлеме».
Это была слепая догадка, но я схватилась за неё, как утопающий за соломинку.
— Твоё выражение лица либо сигнализирует о том, что ты поняла, где он может быть, либо о том, что ты осознала всю нелогичность ваших отношений, — оценил Фео, и услышав мою догадку, утвердительно кивнул, словно давая своё согласие.
Я не стала ни долго думать, ни менять одежду, и поспешила ловить такси. В это ранее время ещё не было пробок: ньюйоркцы любят работать, но спать любят ещё больше.
Местонахождение
Какой раз уже порадовавшись в душе, что мы не живём в молодом в плане возраста проживающего населения, но при этом одном из старейших районов Трайбека, который находился в центре острова. Я слышала, там есть даже детский сад для собак. Здесь жили знаменитые миллениалы, к которым причислял себя Фил, но позволить себе жить в роскошном кондоминиуме мы не могли. А жить не в пентхаусе мой друг считал ниже своего достоинства.
Но добираться до школы оттуда было не очень удобно, слишком далеко он был расположен. И как подруге звезды, пользоваться метро мне не позволялось, по утрам меня часто подвозил водитель Фео, а вечером я возвращалась на самом популярном транспорте города — такси.
А из Верхнего Ист-Сайда — благодать, я даже не успела придумать, что скажу ему, когда найду, а меня уже высаживали напротив «Аполло-холл».
Многие иностранцы и по сей день полагали, что этот район не самый лучший выбор для прогулок, но это раньше он считался одним из самых преступных, после реконструкции здесь всё изменилось и настала эпоха, когда Нью-Йорк называли одним из самых безопасных городов США.
Гарлем разительно отличался от Среднего Манхэттена. Здесь вместо небоскрёбов стояли в основном невысокие дома, и архитектурный стиль преобладал европейский: соблюдая английские и голландские традиции. И он не был сильно загружен транспортом, что меня, любителя пеших прогулок, радовало.
Жёлтая мигающая в тёмное время суток красными буквами вывеска выглядела обычно, если не знать истории. И можно было спокойно пройти мимо. Артёма я не видела, крутясь вокруг своей оси как юла.
Мелькнула мысль, что он внутри, но в это раннее время театр был закрыт. Снег повалил крупными хлопьями. Хотя февраль и считался здесь холодным сезоном, снега никто не ждал. Он ложился на плечи и волосы, укутывая белым пуховым одеялом. Накинувшая на выходе тёплое пальто, я совсем не чувствовала холода, и заставила себя остановиться, осознавшая бесполезность попыток найти Тёму в мегаполисе, потерянную как иголка в стоге сена, в глазах стали накапливаться слёзы.
Как же это обидно. Нечестно. И… заслуженно.
Люди обходили меня стороной, застывшую живой скульптурой человеческой тупости, ругающую себя и Артёма за твердолобость. Выходить из тяжёлых отношений в конце прошлого лета было непросто. Я чувствовала себя опустошённой Дементорами. Покалеченной, будто на меня приземлился космический корабль. Я была зла на саму себя и на него. Все вокруг говорили, что дальше будет лучше. Естественно, я этого не чувствовала и понимала, что спасёт меня только реинкарнация. До этого не дошло, меня вернул к жизни личный экзорцист Фил.
Но в начале года я наступила на те же грабли. И вот снова стою у разбитого корыта по собственной вине. И было неважно, кто виноват. Важно, что мы оба бежим друг от друга. Я чувствовала себя такой бессильной.
Неожиданно на мои глаза легли тёплые ладони, а затылок прижался к груди.
— Долго ждала? — спросил мне на ухо самый родной голос на свете.
— Очень, — ответила я чувственно, уставшая притворяться и жить чужой жизнью.
Когда, если не сейчас? Секунду назад я хоронила отношения, но рано.