Держите огонь зажженным
Шрифт:
Абдуззахир и не стремился узнать подробности. Его больше интересовала финансовая сторона вопроса и чтобы не стал достоянием общественности его мелкий бизнес – торговля хирургическими инструментами и лекарствами.
Петр узнал об этом случайно от санитара госпиталя, которого стриг в своей цирюльне. За небольшую мзду, полученную через посредника (Петр лично лишний раз старался не светиться), санитар сделал копии отчетных документов и подписанных Ваджи актов списания якобы просроченных лекарств и отработавших свое инструментов. Также санитар, увлеченный игрой в детектива, сделал несколько фотографий, где запечатлел доктора Ваджи, передающего сверток с лекарствами и получающего
Все бы ничего, да и руководство госпиталя закрывало глаза на такой «бизнес» в период вторжения оккупантов – время смуты и полного безденежья, если бы не одно но. Абдуззахир продавал лекарства партизанам – за это могли прихватить сперва американцы, а теперь и новые власти, с учетом того что недавние партизаны в большинстве своем перешли в ИГИЛ.
Петр предполагал, что Ваджи поддерживает контакты с некоторыми из боевиков до сих пор, поэтому его не трогают.
В дверь постучали.
– Мархаба, – поздоровался связной, проходя в кабинет.
Доктор кивнул и ушел в соседнюю смежную комнату, плотно притворив за собой дверь.
– Привет, Тобиас, – Петр со связным всегда говорили на английском, хотя Тобиас знал арабский. При этом связной включал приборчик, создающий помехи, на случай если их разговор попытаются записать, к примеру, Ваджи, решив сыграть в свою игру.
Горюнов всегда, увидев связного, испытывал легкую зависть. В какой бы одежде тот ни был, все на нем смотрелось изысканно. Он предпочитал спортивный стиль – рубашки-поло, легкие светлые брюки и светлые туфли. Он словно только что играл в гольф и приехал сюда на спорткаре. Причем ему явно не составляло труда так выглядеть. Петр чувствовал себя деревенщиной рядом с ним. Внешность Тобиаса никак не выдавала его национальную принадлежность. Скорее всего, Тобиаса с холодными голубыми глазами в обрамлении белесых ресниц приняли бы за англичанина или немца. Резко очерченные скулы, впалые щеки, бледная кожа – в нем было что-то скандинавское. Петр знал его уже много лет.
«С такой внешностью только к арабам и внедряться», – каждый раз ехидно утешал себя Горюнов, глядя на связного.
– Что случилось? Почему вчера не пришел?
Тобиас пожал ему руку и присел рядом на диван.
– Необходимо проверить Басира Азара.
– Мы же проверяли… – Тобиас взял протянутую ему фотографию. – Он? – Связной спрятал фото в бумажник. – Что у тебя с ним? Проблемы?
– Да как тебе сказать? – Петр потер шею. – Он меня тут прижал вчера. Слежку организовал…
– Басир?! – Тобиас наклонился вперед, чтобы заглянуть в лицо разведчика.
– Он подозревает меня в разведдеятельности, работе на сирийскую разведку. Сам же связан, как я думаю, с повстанцами, которые продолжают действовать в Ираке. Но категорически против идей ИГИЛ и иже с ними. Он сказал, что служил в аль-Мухабарате, более того, в ССБ какое-то время. Причем контрразведчик. Воевал в ирано-иракской войне.
– В таком случае, это не тот Басир, о котором мы получили сведения ранее. Все это чрезвычайно тревожно. Он активен? Какие требования выдвигает? Грозит разоблачением? – Тобиас выглядел мрачным и встревоженным.
– Нет, не думаю. Ему нужна помощь, как я понял, вероятно, деньги и оружие для их группы бывших офицеров и контрразведчиков, баасистов. Может, участие в переговорном процессе. Мы говорили о курдах и временном взаимодействии с ними, чтобы отбиться от игиловцев. Он настаивает на поездке в Эрбиль со мной и Зарой. Хочет контролировать переговоры.
– Речь ведь не идет о переговорах, – напомнил связной. – Ты не думал о ликвидации? Он может провалить все дело.
Петр покачал головой:
– Если
– Он согласится? – с сомнением нахмурился Тобиас.
– Если он действительно контрразведчик, то наверняка хочет быть нужным в своей профессии, а его выкинули из профессии, да и, по сути, из жизни. Он не стар, у него нет семьи, и он может стать для нас чрезвычайно полезным.
– Кто за тобой следил? Не он сам?
– Молодой парень. Шуван. Сын сослуживца Басира. Вел себя непрофессионально. Обучен весьма поверхностно и не имеет опыта ведения наружного наблюдения. Однако, если есть Шуван, есть и другие. – Петр умолчал о своей оплошности, какой он считал уход от слежки. Это буквально взорвало до недавнего времени стабильные отношения с Басиром. Очередной выговор получить из Центра Горюнов не жаждал.
– Теперь необходимо понять, как давно он тебя подозревает. И не было ли это подозрение мотивом, благодаря которому он втерся к тебе в доверие?
– Три года наблюдал, чтобы сейчас вяло предложить сотрудничество и пригрозить поквитаться со мной, если я буду действовать не в интересах Ирака?
– Чепуха! Попахивает провокацией. Ты засуетился, побежал сюда, запрашиваешь указания из Центра.
– «Хвоста» не было, – сердито возразил Петр. О провокации он подумал сразу же, но отбросил такой вариант.
Петр разговаривал с Басиром, видел его глаза, видел реакцию на ответы, слышал интонации. Тот недоговаривал, но и не врал.
– Как это некстати сейчас, – высказал общее мнение Тобиас. – Нужно время, чтобы найти что-нибудь о подлинной личности Басира.
– Если он сказал правду о своей службе в контрразведке, то, я думаю, с ним можно взаимодействовать, и вполне продуктивно. Насколько я успел его узнать, Басир – цельная натура, надежный, спокойный, не из тех кто, лишившись всего, превратились в одержимых фанатиков, псевдорелигиозных психопатов.
– И тем не менее он пришел к тебе с угрозами. Он может быть менее стабильным, чем тебе кажется, из-за пережитого, из-за участия в войне. Ты ведь говорил, что он воевал, плюс непростая работенка в местной контрразведке. Они, как ты знаешь, не брезговали самыми разными методами получения информации. Уж если на то пошло, этот твой доктор, – Тобиас кивнул на дверь, – более перспективный тип для нас. Пока он работает втемную – деньги и шантаж делают свое дело. Но в будущем…
– Я думал об этом… Но он планирует эмигрировать из страны. Я обещал подыскать ему местечко где-нибудь в Америке. – Петр многозначительно подмигнул: – Обсуди это с Центром. Хорошо бы задействовать нашего носатого приятеля, – имея в виду Галиба, уточнил он. – Но доктор, поверь мне, не тот кадр. Большая семья связывает его по рукам и ногам. Арабы в целом народ верный, но бедуины – они не имели понятий о земле и Родине, как понимаем их мы. И это накладывает отпечаток на их менталитет. Доктор давно и плодотворно работает нашим агентом, но не хочет знать, на кого именно работает, а это, по сути, указывает на то, что ему все равно, кому продаваться. Лишь бы платили больше. Он неплохой человек и любит свою семью, но не будет с нами сотрудничать бесконечно. Если удастся найти ему работу в США, боюсь, он проработает на нас максимум год и то не из благодарности, а просто пока не найдет теплое местечко, пока не наработает связи и не почувствует себя уверенным за будущее – без нас. Возможно, побежит в ЦРУ, чтобы сдать меня и таким образом избавиться от шантажиста.