Держите огонь зажженным
Шрифт:
Зара вернулась в коридор с напряженным лицом.
– Почему ты спросил? Ну насчет Басира.
Ее пухлость за последние месяцы ушла, и Петр замечал эти метаморфозы, беспокоясь о психоэмоциональном состоянии девушки. Нервы, нервы… Пребывание в Эр-Ракке среди головорезов, бегство оттуда, давление, оказываемое митовцами, арест в Москве – там она многое думала-передумала, пока ожидала решения своей судьбы. Нервы, нервы…
После окончания ВИИЯ и начала службы Горюнов не мог преодолеть предубеждение, что женщина в спецслужбе – слабое звено, как и на войне. Рядом с ними слабее становятся и мужчины. Заблуждение развеялось, когда
– Что ты наплела Басиру? – Петр порывисто зашел в продолговатую ванную комнату. Зацепившись о плетеную корзину, сердито пнул рассыпавшееся по кафелю кружевное белое и розовое бельишко Зары. – Убери! – покраснев, велел он и включил воду.
Первые месяца два в Багдаде он никак не мог привыкнуть, что кран здесь открывается вправо по часовой стрелке, а не влево, так же, как и дверной замок. Теперь он путался в этих бытовых мелочах, оказываясь в Москве.
Ополоснув руки и лицо, сел на край ванны.
– Откуда Басир взял, что ты курдянка?
– Он же не глухой. По-арабски я говорю кое-как.
– Прямо по акценту определил? – Петр сдернул полотенце с веревки над головой, едва не оборвав тугой шнур.
– Он спросил: «Ты курдянка?» Я даже не ответила, просто пожала плечами. А что? Он же твой друг.
Зара ожесточенно запихивала белье обратно в корзину.
Петр не опасался говорить о делах в квартире. Он держал жалюзи опущенными. Они препятствовали считыванию голосовых вибраций с оконных стекол. Он часто осматривал помещение, да и Зара почти все время оставалась дома и была строго заинструктирована им на предмет появления в доме посторонних.
– А то, что я тебя просил, ты сделала?
– Каким образом? Я одна никуда не выхожу. Только с соседкой и ее братом. Позвонила кое-кому, кто еще в прошлом году с юго-востока Турции перебрался в Северный Ирак.
– И? – поторопил он.
– Ты же не объясняешь ничего. Зачем тебе контакт? Вот где я тебе возьму курдов, да еще имеющих авторитет? Рожу, что ли?!
– А что, мысль! – засмеялся Петр. – Займемся на досуге. Но сейчас мне необходим человек, который доверял бы тебе, а следовательно, и мне безоговорочно. И не менее важно, чтобы он обладал определенным влиянием в курдском сообществе. А самое главное – Галиб. Он не пытался выйти с тобой на связь?
– Если он только сунется, – Зара побледнела, – я его убью!
«Крепко ее отделали при задержании в Стамбуле, что она так его ненавидит и боится». Горюнов поглядел на нее снизу вверх – он все еще сидел на краю ванны.
Он знал, как обращались с задержанными курдами в полиции Турции. Пытками не брезговали, а уж тем более если задерживала MIT. Но в данном случае для него, да и для нее было лучше, что ее сцапали именно митовцы, а не полиция. Информация об аресте нигде не фиксировалась. Появиться на базе РПК в горах Кандиль с девицей, о которой достоверно известно, что она побывала в лапах у турецких контрразведчиков, – самоубийство.
– Убьешь чем, сковородкой? – сочувственно покивал Петр. – Ты должна донести до Галиба, что ты домохозяйка и более ничего.
Зарифа смерила его презрительным взглядом.
– Не любишь ты меня, Поляк! – Она так частенько называла его по привычке. Этим прозвищем его называли в Турции и в Сирии, потому что в Стамбуле Кабира знали как Марека Брожека.
– Обожаю! А не будешь слушаться, отдам Галибу на съеденье, а еще лучше твоим соратникам по РПК с соответствующими комментариями относительно тесного сотрудничества с MIT, ареста Мардини и тому подобных эпизодов. Будь хорошей девочкой, тогда отыграешься за все унижения от любимого Галиба. Я его тоже – пламенно и нежно… – Петр сделал жест, словно выкручивал мокрое полотенце. Он взглянул на Зарифу, впавшую в состояние задумчивости, и спросил: – Так что с твоими друзьями из РПК?
– Если ты рассчитываешь тут найти людей влиятельных, как Мардини… Не знаю. Скорее, как Бахрам. Но такие мало что решают. Аббаса больше нет, – Зара потупилась. – А я ведь его любила…
– Поэтому жаждала прикончить, – он склонил голову к плечу. – И все же? Мне нужен человек гораздо выше по статусу. Как Джемиль Быйык или, что еще лучше, Мурат Карайылан.
– «Черная змея»? Да он же руководитель РПК, после Оджалана. Второе лицо в КСК [14] и командующий национальными силами самообороны. Ты ничего не перепутал? – Она взглянула на него, вскинув брови, и, убедившись, что он серьезен, сказала: – Ну, есть кое-какие люди. Может, выведут на Быйыка.
14
КСК (Koma Civaken Kurdistane (курд.) – Союз курдских общин – национально-политическая организация курдов
– Они говорили тебе, как их приняли иракские курды?
– Не смеши меня. В Эрбиле находится только пара человек от РПК, как говорится, для связей с общественностью, чтобы передавать сообщения для руководства РПК от иракских курдов. А так наши в горах Кандиль обитают. Да и вообще. У курдов сложные отношения даже между сельскими жителями и горожанами, а уж про разные страны, в которых живут курды, я молчу. Мы очень разные. Традиции, культура и обычаи той страны, где живем, – все это влияет. Молодежь порой плохо говорит на родном языке или вовсе его не знает. Я думаю на турецком, а когда надо написать на курманджи, то как бы перевожу. Но уж если знаешь неплохо язык, то привыкнуть можно и к другим диалектам курманджи.
Кабир вдруг припомнил книгу, попавшуюся ему как-то в библиотеке ВИИЯ, – «Современный Ирак» 1966 года выпуска. Он тогда как раз усиленно штудировал иракский диалект, и любые материалы по Ираку попадали в зону его внимания. Так вот сейчас всплыла в памяти фраза из того советского учебника: «Среди курдских племен до сих пор сохранились глубокие пережитки родоплеменного строя».
– В Иране, Ираке и Сирии тоже севернокурдский?
– На нем больше всего говорят. В Иране, в северной части, в Ираке на северо-западе, его там бахдинани называют. Кырманчки я плохо понимаю. В сорани проблема – арабский алфавит в отличие от нашего. У нас – латинский. Кстати, на сорани говорят в Эрбиле и Сулеймании.