Дерзкая Диана
Шрифт:
– Как же не думает..
Йоник перебил его.
– Да ты послушай! Я только сейчас понял. На него свалилось слишком много, понимаешь!
Тут у любого башню снесет!
Джим хотел возразить, что он тоже переживал за Диану, но это же не повод бросаться на людей. Однако, Йоник не дал ему и рта раскрыть. Он рассказал Джиму печальную правду о том, что Амир вовсе не является сыном Адама Сегала. Когда это открылось самому Амиру, он утратил почву под ногами, сорвался в Австралию. Это далось ему нелегко. И хотя он довольно сдержанно, что было характерно для него, поведал обо всем Йонику, тот понял, насколько тяжело брату.
– Ну, то есть не брату, - поправил Йоника сам себя в этом месте, - между нами, как выяснилось, нет кровного родства, однако, я всю жизнь люблю этого балбеса!
Он обезоруживающе улыбнулся.
– Так что ты на него зла не держи! То, что случилось с Дианой, его просто доконало, вот он на тебя и наскочил.
– Да уж, - протянул растерянно Джим, -
– Вот, вот, все запуталось – жуть!
Они продолжали разговаривать, все также эмоционально, стресс сказался на обоих, и никто из них не заметил, что дверь в палату, приоткрывшись на какое-то время, тихонько закрылась опять. Диана с великим трудом поднялась с постели, намериваясь поговорить с врачом, и застыла у входа, услышав рассказ о старшем брате. После всего пережитого ей казалось, что уже ничего не сможет взволновать ее, затронуть душу, будто присыпанную пеплом. Однако, будто от резкого порыва ветра, раны в сердце, еще не зажитые, открылись вновь, закровоточили. Было больно узнавать правду вот так – случайно, мимоходом, исподтишка. Значит, отец врал ей, врал Амиру! Никому, никому нельзя верить!
Она вернулась в постель, уже не чувствуя прежнего равнодушия к миру и к жизни. Только безмерную усталость и боль за брата, который на самом деле и братом-то не доводиться! Прав Джимми, - сам черт ногу сломит в их судьбах. Почему все складывается так нелепо и страшно? Где заблудилось их счастье?
На другом этаже клиники лежал в кровати перебинтованный, в гипсе Эмиль – настоящий виновник произошедшего. Его трясло в лихорадке, первое, что он почувствовал, придя в сознание – ломку. А потом навалилась адская боль! Голова раскалывалась, и немудрено – у него была сотрясение мозга и большая гематома. В ногу, поврежденную при аварии, вставлен железный штырь. Когда Йоник навестил брата, врач категорически заявил, что инвалидной коляски тому не избежать. И выписка не грозит Эмилю раньше, чем через месяц, да и потом предстоит долгий курс реабилитации и физиотерапии. Йоник заплатил доктору, оставил солидные чаевые медперсоналу, и больше не приходил к брату, не в силах побороть отвращение. Он не знал подробностей, да и знать не хотел, но было достаточно того факта, что перестрелку затеял Эмиль. Йоник всегда осуждал его за некоторое безумие в отношении к Диане, а теперь это перешло всяческие границы!
Остальные тоже не стремились навещать Эмиля. Даже Адам, спеша к своей малышке, вспомнил о младшем сыне лишь в связи с его сумасшедшим поступком, а беспокойства вовсе не почувствовал. Ужасная тревога за Диану затмила все. Кроме перестрелки было еще нечто, что не давало покоя Адаму. Надо же было так случиться, что именно в это время его кредиторы окончательно озверели, выставив немыслимые условия и пообещав заняться вплотную его семьей. Дианой в первую очередь. Адам знал, что это серьезные люди, им, наверняка, уже известно о случившемся, и ничего не стоит найти им его дочь – беспомощную, беззащитную. Известный вор в законе, которому Сегал должен был крупную сумму, держал под своим началом настоящих профессионалов, так что опасения Адама были весьма основательны. К ним примешивалась и смутная тревога из-за Амира, обиженного на весь свет из-за случайно всплывшей истины о своем происхождении. Адам боялся, что приемный сын способен на какую-нибудь глупость или, наоборот, на изощренную месть. Приходилось признать, что он совсем не знает человека, которого растил с детства. Эти страхи подгоняли Адама, и все же он смог приехать в Москву лишь к тому моменту, когда Диана уже пришла в себя. Дела Сегала были слишком запущены, чтобы одномоментно все бросить.
– Тебе не кажется, что Апельсин ведет себя как-то странно? – однажды спросил Джимми у Йоника, когда они уже привычно прогуливались в коридорах клиники.
Йоник ответил недоуменным взглядом.
– В смысле?
– Он стал избегать меня после того, как Диана пришла в себя. Будто скрывает что-то. Или … не знаю в общем, но что-то тут не так…
Джим нутром чуял людей, но ему, ни за что было не догадаться, что на самом деле Апельсину было стыдно, что он не сумел защитить давнюю подругу. Джим сам испытывал нечто подобное, однако, даже мысль о сходных чувствах у Апельсина не приходила ему в голову. Кто для репера Диана? Подруга, пусть давняя, но всего лишь подруга. Джимми и не подозревал, что Апельсин испытывает к Диане что-то иное, кроме дружеского расположения. Для Черного Апельсина настали черные времена. Он терзался муками совести, клял себя последними словами, что не смог уберечь свою драгоценную девочку! Все эти годы он любил ее, безнадежно и тихи, отойдя в сторону и не мешая ее счастью. Знакомство с Джимми убедило репера, что Диана нашла достойную пару для себя, однако, влюбленное сердце время от времени жутко саднило. Как бы хотел Апельсин оказаться на месте этого мулата! Но те редкие случаи, когда Диана нуждалась в нем, окупали сполна его страдания. Апельсин чувствовал, что его жизнь неразрывно связана с ней, пусть они далеки друг от друга, но Диана доверяет ему и всегда может рассчитывать на него. Гордость наполняла его, если он мог, хоть чем-то помочь ей. И вот
Ни задушевные беседы с Йонькой, ни объятья мужа, ни ободряющие наивные пожелания Оскара не проникали в сознание Дианы так глубоко, как им хотелось бы. Ничто не могло расшевелить ее. Отчаяние затопило душу. В ночь перед выпиской Диана не спала. Физически она полностью оправилась, но сама себя не чувствовала полноценным человеком. Словно умерло что-то очень важное в ней. Исчезло, испарилось, превратив ее в незнакомку для самой себя. Диана вглядывалась в зеркало и не узнавала своего отражения. Боль притупилась, но желания жить так и не возникло. Ее пугало собственное равнодушие, но ничего поделать с этим она не могла. Часто приходили мысли о Джексоне. Вот кто умел бороться до конца! Она должна стать такой же – сильной, не смотря ни на что, отважной! Но как? И главное – зачем, ради чего?! Диана не видела цели. Сломленная, подавленная, она лежала без сна на больничной койке и безрадостно думала о том, что завтра будет новый день, еще один, а за ним придет следующий, но счастья они не принесут. Да и что такое счастье? Пустой звук… Нечто неосязаемое, необъяснимое. Диана включила компьютер – Джимми принес ей в клинику ноут, чтобы она не скучала. Он знал, что, блог, который уже несколько лет вела его жена, заменил ей дневник. Она не могла не писать, это стало привычкой. Размышления обо всем на свете, философские вопросы, описания забавных или странных случаев из собственной жизни Диана помещала на страничках своего блога. Это находило большой отклик, на ее странице в «Live Jornal». В «Живом Журнале» тусовалось огромное количество народу, друзей прибавлялось с каждым днем. Впрочем, неприятелей тоже хватало. Важно было то, что ее записи не оставляли равнодушными. Где-то ироничные, в чем-то нежные и подкупающе искренние, слова Диану задевали многих, и пройти мимо было уже невозможно. Последнюю запись она сделала несколько дней назад, а теперь перечитывала написанное: «Мир стал таким унылым, серым, словно все краски смыло безрадостным монотонным дождем. Вот бы взять и тоже исчезнуть. Чтобы потом появиться, как радуга – свежей, яркой, другой… Я жду чуда, какого-то чуда! Мне уже не десять и не пятнадцать, но как, же хочется верить в чудеса! Особенно сейчас!».
Она услышала, как дверь в палату приоткрылась, и решила, что это медсестра зашла проведать ее. Но свет из коридора осветил высокую фигуру в черном. Медперсонал носил синие халаты. Диана приподнялась на локте, силясь разглядеть лицо вошедшего.
– Вы кто? – спросила она без удивления, хотя время было явно не для посещений.
– Оставайся на своем месте, - раздался тихий голос, не то мужской, не то женский, - всему свое время.
Диана откинулась на подушке. Нечто подобного она ожидала. Какого-то вмешательства извне. У самой не было ни сил, ни желания менять жизнь. И вот пришло спасение. Или погибель.
***
– Сегодня мамочку выписывают! – едва проснувшись, заорал Оскар на всю квартиру, что снимал для них Джимми.
Радостное возбуждение не покидало мальчика, пока он умывался и завтракал. В нетерпении он подпрыгивал у дверей, пока Джим брился.
– Ну что ты возишься!
– Хочу выглядеть на все сто! – весело ответил Джим, его тоже переполняло счастье.
Наконец-то все беды позади. Они снова будут вместе, и все будет хорошо! Он был уверен, что боль от потери ребенка уляжется рано или поздно, жизнерадостная натура Дианы возьмет верх, и все вернется на круги своя – их любовь, надежды на будущее, совместное творчество.
У клиники их ждали Йоник и Адам. Амир так и не появился с того памятного дня, когда затеял скандал. Апельсин почему-то запаздывал.
Адам был с охраной и явно нервничал, посматривая по сторонам и ожидая в любую минуту нападения братков. Джим ничего вокруг не замечал в радостном предвкушении начала новой жизни.
– Вы ждите здесь, - приказал он, раздавая всем приготовленные букеты и воздушные шары, - я приведу ее.
Он хотел пригласить музыкантов, но Оскар предупредил, что это перебор.
По ступенькам Джим летел, будто на крыльях счастья. Медсестра с улыбкой пропустила его в отделение.
– Может, нужна помощь? – спросила она.
– Сами справимся, - весело прокричал Джим, чуть не вприпрыжку скача до палаты.
Он распахнул дверь и позвал:
– Любовь моя!
Тишина была ответом. Пустая кровать перед глазами. Джим постучал в туалет.
– Ты здесь солнышко?
Он заглянул туда и снова оглядел палату. Напротив кровати висело небольшое зеркало. Джим только сейчас понял, что с ним что-то не так. Губной помадой на нем были выведены слова. Джим машинально прочел вслух: «Я собираюсь что-то изменить однажды в своей жизни. Она будет по-настоящему хорошей. Будет иной. Будет правильной…»