Дерзкая и желанная

Бартон Анна

Джеймс подумал о письме отца Оливии, которое оставил в своей комнате в гостинице, и натужно сглотнул.

– Я не имел права говорить…

– Это неважно. Ты заставил меня понять, что я в своей жизни не сделала ничего полезного. Пришло время это изменить.

Святые угодники. А вдруг она и вправду надумала уйти в монастырь?

– Как ты можешь такое говорить? Ты всегда была преданной сестрой. Ты единственный человек, кому Роуз доверяет, единственная, кто способен ее понять. И должен ли я напоминать, что без твоей помощи

Хантфорд и Аннабелл могли никогда не помириться?

– Им самой судьбой предназначено быть вместе – с моей помощью или без нее.

– Суть в том, что у тебя доброе сердце и ты часто помогаешь родным и друзьям.

– Однако они требуют от меня все меньше и меньше. Я подумала, что должна распространить свои добрые дела за пределы круга родных и друзей, на тех, кому меньше повезло в жизни.

– Что же ты намерена делать?

Джеймс нахмурился. Оливия – благовоспитанная девушка, и ему совсем не нравилась мысль, что она, например, посещает Ньюгейт или ухаживает за больными.

– Пока не знаю, но у меня есть кое-какие идеи. Пора мне лучше узнать мир и потом поделиться с другими.

Джеймс почувствовал себя худшим из лицемеров.

– Надеюсь, ты делаешь это не из-за той ерунды, которую я наговорил тебе вчера вечером. От удара по голове мне, по-видимому, вышибло все мозги.

Она улыбнулась уголками губ.

– Нет, ты был прав. И хотя я не могу отрицать, что желала бы иного финала своего приключения, возможно, такой результат самый лучший.

– Только не действуй необдуманно. Все свои планы обсуди вначале с братом. Я бы очень не хотел, чтоб тебя постигла неудача.

– Спасибо. – Глаза Оливии подозрительно заблестели, но она заморгала, прогоняя слезы. – Что касается моего затруднительного положения, я решила, что должна сделать.

Джеймс вскинул бровь. Он-то полагал, что ее судьба у него в руках. Ему бы следовало догадаться, что у Оливии на этот счет будут другие мысли.

– И что же?

– Я сегодня же днем уеду к тете Юстас, и чем скорее отправлюсь в путь, тем лучше.

– Но она же не ждет тебя.

– Я напишу ей письмо и попрошу Хилди отправить.

– А как же твой брат? Ты расскажешь ему, где была?

Оливия устремила взгляд в долину.

– Мне бы не хотелось. Это трусость с моей стороны, я знаю, но Оуэн имеет склонность слишком бурно реагировать на такие вещи. Конечно, я не могу тебе помешать рассказать ему и пойму, если ты сочтешь, что должен, и все-таки…

Джеймс вгляделся в ее лицо, пытаясь отыскать признаки смирения, но не нашел. Он никогда не умел истолковывать недосказанность и, вне всяких сомнений, охотнее взялся бы за расшифровку древнего текста, чем разбираться в женских эмоциях, и все же не думал, что Оливия пытается им манипулировать: слишком уж подавленной выглядела.

– Как бы я ни желал избавить тебя от гнева Хантфорда, скрыть от него правду не могу. Окажись я на его месте, ждал бы, что услышу ее.

Оливия

кивнула.

– Вы очень давно дружите с Оуэном, поэтому естественно, что ты предан прежде всего ему, а не мне.

– Да, – отозвался Джеймс, хотя отнюдь не был убежден в этом.

Ему стало не по себе, когда подумал о письме, которое Хантфорд ему доверил и которое, вопреки желанию, приходилось от нее утаивать. Он явно оказался в незавидном положении: между братом и сестрой словно между молотом и наковальней.

– Спасибо за чудесный завтрак, – прервал его размышления голос Оливии. Она поднялась и отряхнула ладони. – Я бы с радостью провела тут весь день, но надо возвращаться в гостиницу и готовиться к отъезду. Тебе необязательно провожать меня, я вполне могу спуститься и сама.

– Нет, – возразил Джеймс, но вовсе не потому, что сомневался в ее способностях, а скорее потому, что распрощаться пока не был готов.

– Мы пойдем вместе.

Оливия пожала плечами, словно ей было совершенно все равно. Увидев, что она привела в порядок волосы и надела шляпку, он вздохнул с сожалением: слегка растрепанная и немножко взбалмошная красавица превратилась в чопорную леди, – но это, пожалуй, и к лучшему.

Когда они стали спускаться по тропинке, небо заволокло тучами, ветер окреп, а вскоре упали и первые капли дождя. Оливия приостановилась, чтобы прикрыться шалью, а Джеймс, опасаясь, как бы она не поскользнулась на мокрой каменистой тропке в своих легких изящных туфлях, предложил:

– Держись за мою руку.

– Ничего, я сама.

И она действительно всю дорогу вполне обходилась без его помощи, но когда они были уже в нескольких ярдах от подножия холма, ноги ее заскользили по камням, и она стала терять равновесие. Джеймс подскочил сзади и обхватил за талию, но не смог ни ее удержать, ни сам удержаться.

Она повалилась на него сверху, да так, что мягкая попка придавила его пах, на что плоть тут же отреагировала предсказуемым образом, черт бы ее побрал. Оливия села, явно не догадываясь о его состоянии и не замечая некую твердость под своей восхитительной попкой, хотя не почувствовать было трудно. Джеймс решил, что это у нее от смущения и неожиданности.

Он тоже сел, но руки убирать не спешил, поймав себя на том, что не хочет отпускать ее… и не только по очевидной причине.

– С тобой все в порядке?

– Да, то есть нет – мне страшно неловко. Надеюсь, я тебя не раздавила?

– Вот уж вряд ли.

Она проворно скатилась с него, но когда попыталась встать, едва не упала, однако быстро выпрямилась и изобразила бодрую улыбку.

– Ты явно ушибла ногу. – Джеймс поднялся и легонько придержал ее за плечи.

– Нет-нет, ничего страшного. Боюсь, я просто неуклюжая… впрочем, для тебя это не новость, верно? Похоже, дождь усиливается. Слава богу, мы уже почти пришли.

– Может, обопрешься о мою руку? А еще лучше я понесу тебя.