Дерзкая и желанная
Шрифт:
Она не дала ему договорить и наклонилась вперед.
– Поцелуй меня. – Она смутно сознавала, что умоляет, но ей было все равно. – Или я сама тебя поцелую.
Он сглотнул и открыл рот – вероятно, чтобы возразить. Она должна была быстро что-то предпринять, поэтому потянула рукой белую ленту у себя в волосах, медленно, дюйм за дюймом, пока не развязала совсем. Затем уронила ее Джеймсу на колени. Пока он изумленно глазел на белый атлас, вынула несколько шпилек, распуская волосы.
– Ну вот. – Она тряхнула головой, отчего волосы свободно
– Оливия… – Джеймс обхватил ее лицо ладонями и притянул Оливию к себе. Их обоюдное желание взорвалось в поцелуе, который был пылким, жадным. Его язык, горячий и настойчивый, ворвался ей в рот словно завоеватель. Джеймс сунул пальцы ей в волосы и сжал их в кулаке, словно боялся, что она может оторваться.
Ни за что.
Оливия так долго ждала, чтобы Джеймс дал полную волю своей страсти к ней.
Каждый раз, когда их языки сплетались, Джеймс издавал стон. Он тяжело дышал, как будто ему не хватало воздуха… и ее. Никогда не видела она его настолько утратившим самообладание, и это приводило ее в восторг.
Джеймс пробежал ладонями вниз по ее телу, почти неуклюже, в попытке завладеть ею. Когда он жадно обхватил грудь через платье, она подалась к нему и вздохнула, почувствовав его грубоватые ласки сквозь слои шелка.
Когда и этого стало недостаточно, он спустил рукава-фонарики с ее плеч и пробежал пальцем вдоль низкого выреза платья. Затем нырнул рукой под корсаж, обхватил грудь и потер чувствительный сосок ладонью.
Голос его звучал хрипло, когда он произнес:
– Оливия, я так хочу тебя, что совершенно забыл, кто я и правильно ли поступаю.
– Я знаю, кто ты, – пробормотала она. – И все мне кажется очень правильным.
– Это только так кажется. – Все закончилось так же резко, как и началось. Джеймс вытащил руку из ее платья и натянул рукава обратно на плечи. – Даже если бы я никуда не уезжал, все равно для тебя не гожусь.
Она резко втянула воздух и задержала в груди в тщетной попытке притупить боль. Ей и без того нелегко было от мысли, что экспедиция сводит на нет их совместное будущее, так теперь еще и Джеймс намекает, что существует какое-то препятствие помимо Египта, и это во стократ усилило боль.
Ей хотелось встряхнуть его, чтобы он увидел все так же ясно, как видит она.
– Как ты можешь такое говорить? Я знаю, что ты мне подходишь, так почему же не веришь?
– Думаешь, что знаешь меня? Но это не так.
Оливия ухватила его за рубашку.
– Ну так просвети наконец! Я только что обнажила перед тобой душу. Почему бы тебе не сделать то же самое?
Глава 15
Кирка – заостренный с одного или двух концов или оканчивающийся острой узкой лопастью металлический стержень на рукоятке, род молотка, употребляемого при земляных и горных работах (У Оливии не было кирки, чтобы производить раскопки, поэтому она использовала
Джеймс все еще ощущал сладость ее рта, чувствовал идеальный вес груди в своей ладони. Его плоть, все еще твердая, натягивала ткань бриджей.
Все это чертовски затрудняло ведение даже самого простого разговора.
Он пытался поступить как должно, но Оливия, похоже, не оценила его усилий: вцепившись ему в рубашку, словно хотела придушить, смотрела выжидающе.
Накрыв ее руки своими, он признался:
– Мне трудно сосредоточиться, когда ты так близко. Повтори, пожалуйста, вопрос.
Она на секунду прикрыла глаза, словно призывая на помощь терпение.
– Я поведала тебе свой секрет. Может, и ты раскроешь свой?
Велик был соблазн увести разговор в другую сторону или ограничиться общими словами, которые защитят его гордость и сохранят ее хорошее мнение о нем, но она заслуживает правды.
– Что ж, хорошо. – Он отпустил ее руки, и они проскользили несколько дюймов вниз по его груди, прежде чем она опомнилась и, чинно сложив их на коленях, проговорила:
– Я слушаю. И не волнуйся. Что бы ты ни сказал, это не изменит моего хорошего мнения о тебе.
Джеймс встал и заходил по комнате.
– Это очень любезно с твоей стороны, но и наивно. А вдруг я признаюсь, что убил кого-нибудь?
Оливия безмятежно улыбнулась.
– Никого ты не убивал. Но если и убил, уверена, что это была самозащита.
Ее уверенность вроде бы должна была дать надежду, но, напротив, заставила почувствовать себя обманщиком. У него возник порыв шокировать ее, сказать что-нибудь такое, что рассыплет в прах все ее иллюзии в отношении его.
– А что, если я соблазнил какую-нибудь девушку и имею внебрачного ребенка?
Рот Оливии открылся, она с минуту ошеломленно молчала, и только потом заговорила:
– Мне неизвестно ни одного случая, чтобы ты поступил бесчестно, но если однажды такое все же произошло бы, уверена, что ты сделал бы все, чтобы загладить свою вину. – Она подняла на него взгляд своих карих, слегка озадаченных глаз: – Но этого ведь не было… нет?
– Нет. Прости, я… – Он прошел к окну и устремил взгляд во двор. Она заслуживает его честности. Как и Ральф. – Дело не в этом. Все гораздо сложнее. Это кажется несколько странным признанием, но… у меня есть брат. – Уже только оттого, что произнес эти слова, ему стало легче.
– Брат? – В голосе Оливии смешались удивление и радость. – А Оуэн его знает? Почему ты никогда не упоминал о нем?
– О нем никто не знает. Я всячески старался держать его существование в тайне – даже отрицать, что он вообще есть. И ненавижу себя за это.
– Не понимаю. – Оливия озадаченно наморщила лоб. – Зачем скрывать, что у тебя есть брат?
Вот в том-то и суть, что никакой причины нет – кроме эгоистичной гордости.
– Ральф не такой, как все.
– Как это? Он что, преступник или… сумасшедший?