Дерзкие побеги
Шрифт:
Сколько прошло времени, Баймлер не помнил. Когда он очнулся, ноги его не слушались, однако бандиты не унимались: «А ну, давай, натягивай брюки! Только быстро!» Грозили снова избивать, если арестованный будет медлить и отнимать у них время. Баймлер, с трудом превозмогая боль, начал натягивать брюки. Когда натягивал подтяжки, боль стала такой нестерпимой, что в глазах потемнело и он чуть не закричал. Но Баймлер все-таки нашел в себе силы одеться. Один из эсэсовцев спросил с издевкой, не думает ли он теперь, что он – депутат рейхстага.
И снова последовало жестокое избиение, и снова эсэсовцы били его
Когда чудовищная пытка прекратилась, до избитого донеслось: «Ну что, доволен?» Баймлер с трудом сдержал стон.
В перерывах между постоянно повторяющимися пытками Баймлер думал о том, что уже, наверно, живым отсюда не выберется. Фашисты каждый раз избивали его с еще большей яростью. Небольшая надежда появилась лишь тогда, когда эсэсовец, который привел его сюда, приказав взять с собой шляпу и пальто, повел его вверх по лестнице в Белый зал. Но здесь Баймлер с ужасом увидел ту же банду, которая все еще ждала кровавого зрелища. Кругом слышались отборные ругательства, гневные крики: «Забейте его до смерти!»
Проходя сквозь строй этих орущих извергов, Баймлер отсчитывал каждый свой шаг как последний. Толпа негодовала. Арестант чуть не упал, когда один из толпы пнул его своим сапогом. Нестерпимая боль от побоев долго давала о себе знать. И вот Баймлера ввели в комнату с надписью «Отдел превентивного ареста».
В комнате к нему подошел человек со свастикой на рукаве и вежливо поинтересовался его самочувствием. Баймлер был в ужасном состоянии, все тело его нестерпимо ныло, в глазах было темно. Когда ему предложили сесть, он смог лишь с трудом опереться на край стула. Убедившись, что арестованный получил то, что заслужил, отдали приказ увести его.
В приемном отделении тюрьмы у арестанта вновь проверили все карманы. Затем толстый охранник, все время ругая коммунистов, сравнивая их со злодеями-убийцами, отвел Баймлера в камеру. Кроме Баймлера, здесь уже было четыре коммуниста, среди них и Эрих Ольшевски, отец которого находился в тюрьме Ландсберг. Баймлер с трудом превозмогал боль. Сокамерники помогли ему раздеться. Когда они увидели истерзанное до крови тело, то не могли сдержать слез.
Камера № 13, куда перевели Баймлера с товарищами, была набита до отказа: вместо 14 арестантов здесь находились 20–22 человека. В камере стояла ужасная вонь, а немыслимые полчища насекомых беспощадно осаждали ее обитателей. Для паразитов это был настоящий рай: камера практически не убиралась. Среди заключенных были и беспартийные, был даже один монархист, который попал сюда в связи с покушением на Эйснера.
Немного оправившись и начав ходить, Баймлер написал письмо президенту баварской политической полиции и рейхсфюреру СС, в котором просил разрешить ему заказывать газеты и табак. На следующий день он получил согласие на газеты и запрет курить.
Это событие вызвало бурное обсуждение. Дело в том, что некоторым арестантам разрешалось не только курить, но даже пить пиво и вино и вести довольно беззаботную жизнь, общаясь с женщинами. Руководители «Рейхсбаннера» были очень удивлены данным фактом.
Сокамерники Баймлера постоянно менялись: их переводили в другую камеру или тюрьму (Штадельхайм, Нойден, Корнелиус) или совсем отпускали.
Баймлер вспоминает один такой случай, когда было арестовано несколько молодых людей из местной группы коммунистов Тутцинга. Патриотов доставили в камеру пыток и для начала назначили им десять ударов резиновой дубинкой. Но после этого избиваемые только выше поднимали головы, а один из них сказал: «Даже если забьете до смерти – умру за советскую звезду!» Эсэсовцы избивали до тех пор, пока все его тело не стало походить на одну кровоточащую рану. Истерзанного, но несломленного, его бросили в камеру. У его товарищей это вызвало еще большее негодование и ненависть к врагу.
За то время, что провел Баймлер в тюрьме (около 8 дней), он видел много избитых, истерзанных, но несдавшихся патриотов-коммунистов. Однажды дверь камеры открылась, и втолкнули функционера Союза единства строительных рабочих товарища Хорна. Никто не решился у него спросить, как и что произошло, по одному виду Хорна было ясно: он прошел все круги ада камеры пыток. Все находившиеся в камере застыли в тишине. Когда Хорн со стоном поднял голову и, оглядев всех присутствующих, увидел Баймлера, то на какое-то время забыл о собственных страданиях. Он был очень рад встретить своего товарища живым, хотя многие его соратники по партии уже не надеялись на это. Когда Хорн попросил помочь ему раздеться, открылась страшная картина: все его истерзанное тело было похоже на кровоточащее месиво.
Несмотря на все эти испытания, заключенные старались не падать духом. Лишь некоторые не выдерживали зверских пыток.
Прошло еще несколько дней, и Баймлер стал замечать, что большую часть заключенных через некоторое время выпускают, остаются лишь немногие. Баймлер неоднократно пытался установить хоть какой-то контакт с внешним миром, но из этого ничего не получалось. Обо всем, что происходит за стенами тюрьмы, узники могли узнавать только от вновь прибывших заключенных. Однажды один пожилой эсэсовец сказал Баймлеру, что арестовали не только его, бросили в тюрьму и его жену, находились в застенках также жены других коммунистов. Но не многие из них могли рассчитывать на освобождение. Освободить могли только тех, чьи мужья были убиты.
Своевременно «вскрывать планы покушений» – вот одна из основных задач нацистского правительства. Неоднократно под этим предлогом арестовывали большевиков из других стран. В апреле был арестован племянник индийского поэта и лауреата Нобелевской премии Р. Тагора. Он ехал из Италии, на границе его арестовали и без объяснений доставили в полицейскую тюрьму Мюнхена. Иностранца бросили в камеру, где сидел Баймлер.
На следующий день, во время пятнадцатиминутной прогулки, штурмбаннфюрер СС рассказал надзиравшему шуцману (полицейскому чиновнику), что итальянца вовремя задержали, так как он готовил покушение на Гитлера, и, если против него будут хоть какие-то улики, его расстреляют.