Десант времени

Красный Егор

– Что там, Лацис, Ветров и Проньков не отвечают?

– Нет. Молчит станция Золотухино, как будто там все померли, - разводил руками новый Начальник губернского отдела ВЧК Лацис.

– Ладно, ты раньше времени не вой, рано еще об похоронах говорить... Вот отзвони в Змиевку и Глазуновку, может там уже прошел состав?

Обеспокоенный Лацис не сразу дозвонился до двух станций по пути следования бронепоезда, но везде получил отрицательные ответы. Артузов все больше начинал

нервничать и поглядывать на телефон...

– Интересно получается, я вот тут все про этого солдата думаю, ну рыжий, что себя Григорием Семеновым назвал, - Артузов снова закурил сырую махру и тяжело закашлялся.
– Вот ведь, война проклятая, пристрастился я к этой заразе, так и помереть не долго...

– Так, что этот Григорий Семенов?

– Ах, вот понимаешь Лацис, какой-то шипко грамотный был этот боец Семенов, словно из буржуазии он.

Лацис хотел было, что-то сказать, но взглянув на Артузова, тут же передумал.

– Понимаешь, он мне сразу как-то не понравился, - комиссар снова подошел к окну и резко обернулся к чекисту, бывшему латышскому красноармейцу Лацису.
– Пришел, этот Григорий и все он знает: куда белые собираются пойти. Короче, как дьяк думский...

– Кто такой - думский дьяк?
– удивился Лацис, но услышать ответ так и не успел. Тишину огромного вокзала прорезал резкий зуммер телефонного аппарата.

– Артузов на проводе. Так барышня, хорошо давайте Мценск, что там людям не спиться? Ну, да это комиссар Артузов, что вы такие недоверчивые, говорите прямо в трубку, что там стряслось? У попа приход разбежался?

– Так, ты значит заместитель начальника милиции Мценска? Ну вот и успокойся и говори... Что? Откуда у вас белые? Напали, расстреливают, убивают... Сколько их? Не меньше сотни... Понял, держитесь высылаем отряд. Как не кому держаться, все убиты...

Комиссар ВЧК повесил трубку и устало схватился за голову.

– Матерь божья! Белые опять на Мценск напали, убивают и расстреливаю военный гарнизон, милицию, работников Совнаркома... Вот так, Лацис.

– Что делать будем, товарищ комиссар?

– Сам не знаю, Лацис. Эх, жить - мучиться, а умереть не хочется... Как я про все это в Москве доложу? Да меня первого к стенке надо! Но ни чего доберусь я до тебя Гришка рыжий, все жилы выну, а правду узнаю...

Артузов вдруг вспомнил про Лациса и про Мценск. Не долго думая, комиссар ВЧК достал из деревянной кобуры Маузер и прислонил к голове чекиста латышского происхождения.

– Слушай меня сюда, лепетун латышский, бери все свое орловское ВЧК - недоделанное и вместе с броневиком, что на мосту, скачите в Мценск. Помереть разрешаю, но не сгибаться и не продавать свою жизнь задешево... Ты понял, чухонец? А коли не поймешь, я тебя из этого Маузера, да своею рукою, и при всех на площади!

Булыжная

площадь городского вокзала содрогнулась от ударов копыт красной конницы и нескольких тачанок позади конного полка, когда комиссар ВЧК Артузов, примкнув к командирам, поскакал вперед, туда откуда должны были появиться белые. Он понимал, что если его сегодня убьют в бою - это будет не худшее, что могло его ждать впереди...

5

Тяжелый бронепоезд "Грозный" представлял из себя хорошо вооруженный и бронированный состав. К тяжелому и мощному паровозу было прицеплено восемь бронированных площадок с 6-дюймовыми артиллерийскими орудиями для нанесения эшелонированных ударов по неприятелю и шесть 3-х дюймовых орудия и два десятка пулемета для ближнего боя. На последней платформе было установлено одно 12-дюймовое корабельное орудие - эта и была гордость и небывалая сила бронепоезда "Грозный".

– Ну, что варяги, сегодня судный день придет Орловским Советам народных комиссаров и всей их бисовой родне!
– воинственно крикнул корниловский капитан артиллерии Корнеев и отхлебнул из бутыли самогону. Он оглядел несколько белогвардейцев и машиниста, которые находились с ним в головном бронированном паровозе бронепоезда.

– Постреляем славно, Вашескобродие, как подъедем к городу, зарядим наш "уничтожитель" корабельный, да по Советам и комиссарам ка-а-к.... жахнем, - весело засмеялся солдат с безумными и дикими глазами.

– Верно говоришь, постреляем славно... А как расстреляем все снаряды отцепим эту платформу, да пушку взорвем.

– Это почему, Вашескобродие?

– Тяжелая она зараза, мы с этой корабельной пушкой тащиться будем тихо, да и не все мосты нас выдюжат, - сплюнул на железный пол капитан Корнеев.
– Да, ты не горюй, вояка, на красных у нас снарядов и патронов хватит. Красные хорошо постарались, видно хотели отправить состав на юг, против Деникина.

– Не много нас, Вашескобродие, десяток только и набралось, кто с пушками дело имел, так что только пять орудий закроем, а на пулеметы надо бы еще людей брать.

– Возьмем с числа арестованных еще человек десять... Думаешь все из них Советы любят?

– А надо бы проверить, - отозвался прапорщик Суховей из Дроздовской дивизии.
– Разрешите сходить да проверить, что рабочие с бронепоезда предпочтут: помереть или биться за Отчизну против комиссаров.

– Так, ты думаешь, что они рабочие, а не большевики?

– Да, вроде не похожи на большевиков, господин капитан, они все в рабочей одежде были, ремонты у них шли, - надел на себя белую фуражку с красным кантом прапорщик и поправил кобуру с револьвером.
– Стало быть приведу человек десять-пятнадцать, а к ним приставим еще наших для пущего контроля.

– Потом, все равно их к стенке поставим, как наши с отрядом подойдут.

– А что, Вашескобродие, этот чекист продажный Витька Проньков, может и его к стенке?