Десант времени
Шрифт:
– Вот еще документ пропуск возьми. Можешь себя туда вписать, от проверок и дознавателей убережешься.
– Спасибо командиры, за подарок и бумагу, может еще свидимся... А коли что, так я Раковского живого или мертвого сдам в отдел ВЧК города Мценска.
– А сам то потом куда? К Артузову в Москву или к нам подашься?
– спросил его красный командир Семенов, и что-то подумав о своем, снова присмотрелся к явному сходству между ними.
– Сам-то из каких мест, не с Орловской губернии?
–
– Бывайте, удачи вам!
Григорий пустил своего коня вскачь по полю, где еще час назад шел бой. Объезжая воронки от артиллерийских разрывов он старался не смотреть на убитых белогвардейцев и красных бойцов. Лишь один раз он вгляделся в лицо убитого кадета. По геральдике нагрудного знака и погонам, Григорий узнал, что кадет был из Воронежского Великого Князя Михаила Павловича Кадетского Корпуса. На шинели будущего офицера на груди был значок с большой буквой "М" и надписью "Воскресъ изъ пепла".
Молодой оперативник и будущий историк Григорий Семенов лишь вздохнул, в его голове быстро пронеслись страницы истории, из которых следовало, что практически все кадеты и юнкера погибли в дни гражданской войны, сражаясь с большевиками. В отличие офицеров и генералов белого движения, они с первых дней войны были вовлечены в кровопролитные бои в Москве и Петрограде. Но Григорий Семенов скорее относил их не к Белой гвардии, а считал, что они вобрали в себя все лучшее из прошлой геройской истории царской армии, и передали это будущему офицерскому поколению уже Советской России. Они просто выполнили свой долг, без политики и интриганских игр. И если бы общество не столкнулось в гражданской войне, то они бы были офицерами уже реформированной и новой России.
Семенов еще раз взглянул на убитого: на еще молодом, не знающим бритвы лице, застыла улыбка. "Наверное, он перед смертью вспомнил о доме, о своих родных разбросанных судьбою по уголкам России, а возможно уехавшим заграницу, и может статься, вспомнил кадет о своей первой любви. За обшлагом шинели виднелся край платка, который, возможно, ему расшила, та единственная вздыхательница юного возраста, которую он любил, и хранил как память о первом поцелуе...".
Солнце окончательно встало над равниной, идущей голой степью вдоль тракта. Теплые и яркие лучи этим утром отогрели землю и растопили снежные наносы на земле. Семенов держал путь на дальнюю кромку леса, старая выбирать для коня твердую почву, что бы не измотать гнедого в этот день. Он решил добраться до Мценска и найти следы и тропу, по которой пришла банда Раковского. Молодой капитан милиции понимал, что атаман Раковский непроизвольно изменил историю, оставшись жить в это утро и не погибнув на подступах к Орлу в боях с красными.
Григорию предстояло найти бандита и прежде чем сдать его в руки ВЧК в Мценске выяснить причину, почему атаман изменил свои планы и не пошел с бандитами на Орел. Был ли это случайное решение, или какие-то обстоятельства стали влиять на время, а, следовательно, на будущую историю России. Семенов размышляя, не заметил, как редкий перелесок стал сгущаться и вскоре превратился в лес. Конь уверенно отыскал тропу, по которой видно несколько часов назад проскакали несколько наездников.
Вскоре, миновав вброд неглубокий лесной ручей, капитан сквозь деревья увидел силуэт лошади и опрокинутого назад на круп лошади всадника. Подъехав ближе, он понял причину остановки конника и его странную позу. Прапорщик с погонами и вышитыми на них буквами Марковской дивизии был убит выстрелом в грудь. Следы указывали на то, что другие всадники тоже сделали здесь остановку. "Свои же убили, наверное казаки или солдаты поквитались наконец со своим офицером. А возможно они решили изменить свою судьбу и покинуть Белую армию, понимая бессмысленность этой гражданской войны, - решил Семенов.
– Однако, любая встреча с ними могла принести неприятности". Поэтому Григорий продолжал осторожно двигаться по следам, вглядываясь вдаль.
Когда полуденное солнце перевалило за горизонт, Григорий проезжал мимо небольшого села с церковью и погостом около нее. Он решил дать коню отдохнуть и перекусить еды, какую можно было бы купить или обменять в эти голодные времена.
Семенов подъехал к одной из крайних хат, где была собака на привязи и, не слезая с коня, постучал по калитке. После некоторого ожидания, скрипнула дверь и из-за притолки выглянула немолодое лицо крестьянина с намотанным на голову платком.
– Поесть бы чего, - окликнул его Семенов, и порылся по карманам своей железнодорожной шинели, и вдруг нашел в своем кармане кисет, подаренный красноармейцем Брылиным.
– Вот табачок есть...
– Заходь, давай, - толкнул дверь, оставив ее открытой, старик и через амбар прошел в избу.
Григорий привязал лошадь со двора и пошел за ним в дом. Хоть и со свету, но он успел разглядеть в потемках небогатое крестьянское убранство избы. В горнице был большой иконостас в красном углу, печь давала тепло, а из щелей кладки просачивался дым.
– Сидай, - сказал лишь одно слово крестьянин и пропал.
Вскоре он появился снова и принес миску с вареной картошкой, соленым огурцом
и тонкой полоской сала. Григорий с аппетитом стал наворачивать еще теплую несоленую картошку. В дни гражданской войны соль была "на вес золота". Вот уже съев и сало, Семенов встретился взглядом с крестьянином и улыбнулся ему: - Спасибо, дедушка, вот вам и табачок с кисетом, коли молока еще нальете и сенца бы лошади, то спасибо огромное!
– Зараз, чекай, милий, - быстро сказал и скрылся в темном проеме двери старик. Не прошло и десяти секунд, как из той же двери вышло два мужика, лет под 45 в тулупах, прихваченных кушаками в поясницах. У каждого из них в руках было по винтовке. Одна винтовка была, пехотного образца с длинным стволом, калибра 7.62 мм и имела снайперский прицел.
– Значит не будет молочка?
– спокойно спросил Григорий, словно и не удивившись двум незнакомцам с грозным видом.
– Тогда я пойду что-ль?