Десантники не сдаются
Шрифт:
– Гражданин Аджапов? – осведомляется Казак и сует зверю в морду удостоверение. – Есть разговор.
– Постановление на обыск давай. Тогда пущу. – Зверь нахально ухмыляется и пытается закрыть дверь.
И сгибается пополам от беспощадного удара в печень. Не успевает и понять, что к чему, как видит перед собой половой коврик, крайне замызганный, а суставы трещат, потому что руки завели за спину так, что локти чуть затылок не гладят.
Слышится испуганный писк – это на пороге объявляется завернутая
– Звук прикрути, – хрипит Казак, делая шаг ей навстречу. – Тебя же не трогают.
Визги и писки обрезает, как ветки бензопилой «Дружба».
– Одевайся, Аджапов. Задержан. Вот постановление об аресте. – Казак сует хозяину квартиры, которого уже подняли с пола, постановление. Таких липовых бумаг у него полно на все случаи жизни. Печать прокурора, подпись, все реквизиты, даже ссылка на уголовное дело – все на месте, не подкопаешься.
– Да вы чего?! – голосит Аджапов. – Не за что! Я ничего не делал!
Его причитания никого не интересуют. Внизу уже стоят под парами две машины с фальшивыми синими милицейскими номерами.
Машины несутся сквозь московскую ночь. Выруливают около свалки рядом с лесопарком.
– Я не при делах. Завязал, – гундосит Аджапов. – Мужики, скажите хоть, за что взяли... Я не при делах. Падлой буду. Мамой клянусь...
– Ты нас перепутал с кем-то, – заявляет Казак.
– Вы чего, не менты?! – в ужасе вопит Аджапов.
Машина замирает. Свет фар утыкается в кучу мусора и спугивает бродячих котов, которые неохотно разбегаются.
– Где Махмуд?
– Какой Махмуд? – ошарашенно восклицает Аджапов.
– Махмуд Маленький. Чеченец. Разведчик...
– Не знаю такого.
– Не знаешь? – удивляется Казак. И резко ладонями бьет по ушам задержанного.
Когда в голове проясняется, Аджапов ощущает, что лежит на мокрой земле.
– Повторяю вопрос, – произносит Казак.
– Не знаю! – кричит Аджапов, у которого в памяти всплывают законы корпоративной бандитской солидарности и примеры незавидной участи тех, кто не держал язык за зубами.
– Ладно, – кивает Казак своему помощнику. – Давай, мочи его...
– Э, правда, не знаю, – скулит Аджапов.
– Давно его видел?
– Месяц назад... Он помогал нам.
– Чем?
– Лоха одного пробить... Он полрынка на Севере держит. Мы его нагрузить хотели.
– Пробил?
– Нет. Махмуд сказал, что дел много. Никак не может. Мы ему платить хотели. А он – не хочу... Шакал...
– Где он может быть?
– Не знаю!
Казак кивает. Его помощник вытаскивает бесшумный пистолет. И простреливает плечо Аджапова.
– У-й-я-а!!! – воет, как сирена, ингушский бандит.
– Дальше коленная чашечка, – уведомил Казак.
– Ох... Что же вы за беспредельщики. – Аджапов начинает понимать,
– Давай, говори, падла такая. Рассуждать еще будешь...
– Ой-я-а-а... С Гочей он близкий.
– Кто такой? Где живет?
– Ой-я... Ой, как больно-о... На хате в Бутово со шкурой своей... Ой-я-а... Снимает хату... Он и Махмуд любят со шлюхами гулять. Друзья...
– Адрес.
– Не знаю. Больно-о-о.
– Адрес, урод!
– Я покажу...
– Если врешь, мы тебя валим. Нет – отпускаем. Такой у нас договор. Годится?
– Да... Больно-о-о...
Один из бойцов рвет рубашку Аджапова, туго перевязывает простреленное плечо. Рана плевая – больше шуму и визга.
Ночь. Дорога. Мигание светофоров...
Гочу даже не приходится выуживать из теплой постели. Вон, во дворе дома, рядом с джипом с распахнутыми дверцами стоит, длинный, сгорбившийся, длиннорукий, в куртке по колено. Цепляется за талию девицы, явно легкого поведения.
– Он! – радостно шепчет Аджапов, страшно довольный, что Гоча на месте, а, значит, шансы остаться в живых резко возрастают.
– Поверим на слово. – Казак кивает невысокому, поджарому бойцу, который недавно стрелял в Аджапова. – Давай...
Боец выходит из салона. И двигает напролом через пустынный двор, мимо грибков, скамеечек, ракушек. При этом походка его немного заплетающаяся, он покачивается из стороны в сторону, как пьяный.
– Закурить не найдется? – подваливает он к Гоче.
– Бамбук кури. – Гоча немного пьян. И невысокая сухощавая фигура не вызывает у него опасений.
Профессиональный боксерский удар отключает кавказца. Девица взвизгивает. И получает шлепок по губам.
– Глохни, тварь. Дольше проживешь!
Подъезжает «Волга». Гочу кидают в салон, как дрова. Машина трогается с места. На все про все – две минуты.
На этот раз помойка в другом конце Москвы, но пейзаж схожий. И опять тот же вопрос:
– Где Махмуд?
И тот же ответ:
– Не знаю.
– Выбор у тебя небогатый – сдохнуть или сказать. – Казак проводит по нежной щеке Гочи острым лезвием финки, оставляя порез. Ответом служит истошный визг. Но тут никто ничего не услышит.
– Шинковать буду кусками, – объявляет Казак.
И Гоча ему верит.
– Он у Нинки!
– Поехали, покажешь адрес.
– Я не пойду.
– Тогда тебя понесут.
На этот раз путь лежит в Бескудниково. Ночью по Москве можно ездить. Машин мало. Только носятся, как бешеные, иномарки – видать, боясь опоздать из одного ночного клуба в другой. Да крутятся патрульные машины. Патруль Казаку не страшен. У него ксив прикрытия столько, что можно спокойно двигать хоть в Кремль.