Десантура-1942. В ледяном аду
Шрифт:
3
Тарасов побледнел и слегка качнулся на стуле.
– Как вы себя чувствуете, герр Тарасов? Прикажете еще подать чаю?
– Лучше сигарету…
– Вы же не курите?
– Обычно не курю…
– Вы так и не объяснили, господин подполковник, почему пошли служить в Красную Армию? – спросил фон Вальдерзее.
– Мне было семнадцать лет, господин обер-лейтенант. В двадцать первом, после возвращения домой, поехал в губернию. Поступил в училище. А в двадцать четвертом,
– В звании кого?
– Ну… По-сегодняшнему это младший лейтенант.
– Понятно. Продолжайте…
– Меня отправили во Владимир. Там был командиром взвода два года. В двадцать шестом меня отправили в Москву. На курсы усовершенствования.
– Что значит «курсы усовершенствования»?
– Ну… – Тарасов даже растерялся, а потом сообразил: – Переподготовка.
– Долго длилась?
– Четыре года. На второй год был назначен при курсах «Выстрела» командиром роты.
– Какой «Выстрел»? – Фон Вальдерзее был по-немецки педантичен.
– Высшая тактическо-стрелковая школа командного состава РККА имени Коминтерна «Выстрел». Переподготовка командного и политического состава сухопутных войск в области тактики, стрелкового дела, методик тактической и огневой подготовки. Командиром был комкор Стуцка Кирилл Андреевич. Арестован в тридцать седьмом…
– А дальше?
– Дальше не знаю. Наверное, расстрелян.
– Меня интересует ваша жизнь, – строго сказал обер-лейтенант.
– Ах, вот как… Дальше я встретил в Москве Надю, женился, а потом был отправлен на Дальний Восток…
Так бывает только в романах.
Молодой млалей шагал по весенней, майской Москве, сверкая кубиками на новенькой гимнастерке. Девчонки весело хихикали в ответ на его взгляды. А он хмурил брови и старался казаться серьезным!
– Надя?!
– Извините?
Рыжая короткая прическа вразлет, тот же маленький носик…
– Я Коля… Простите, Николай Тарасов.
И совершенно по-старорежимному кивнул:
– Девятнадцатый. Пермь. Муж. Помните?
Она, испуганно оглянувшись, схватилась за рукав гимнастерки.
– Пойдемте гулять, рука об руку. Вы не против?
И потащила его по асфальтовой дорожке вдоль пруда.
– Вы тот мальчик, да? Коля? С которым в машине ехала?
И почему он тогда не обиделся на мальчика? Может быть, ей было бы легче жить…
– Ваш муж собственной персоной!
Она засмеялась и сжала его локоть.
Какой-то пожилой брюнет, сидящий на скамейке, неодобрительно поджал губы и сжал свою трость. Правый глаз его был черный, левый почему-то зеленый. Сидящий же рядом со стариком лысый мужчина посмотрел на них печально. Впрочем, выходной, на Чистых прудах сегодня половина Москвы отдыхает. Кого только тут нет…
– Вы уж простите меня, Коля, что я так по-хамски себя повела
– Хм… Хорошо не пристрелили… – улыбнулся он.
Надя виновато посмотрела на лейтенанта. Господи, какие глаза… Батюшка бы велел перекреститься…
– Мороженое, кому мороженое? – внезапно подкравшись, заорала почти в ухо Тарасову тетка с ящиком холодной сладости.
Они взяли по шарику ванильного – оказалось, что ванильное они оба больше любят – и зашагали дальше.
Когда рядом не было людей, Надя рассказывала о себе.
Дочь золотопромышленника Келлера зачем-то вступила в партию эсеров. Хотела освобождать народ от царского ига. Было-то ей всего семнадцать… А вот понесло же за счастье народное… В восемнадцатом расстреляли семью. Маму, отца, двух братьев и сестричку… Из-за нее и расстреляли. В ЧК узнали, что дочь осталась в боевой организации и даже принимала участие в восстании Савинкова в Ярославле. Это были страшные дни…
Город полыхал ровно в аду, обложенный со всех сторон красными войсками. Вырваться удавалось единицам. Наде повезло…
Месяц она отсиживалась в лесах, прячась от чекистов. Иногда притворялась тифозной больной, ради этого пришлось подстричься.
– Да, я помню. Волосы у тебя короткие были. Как у мальчика, – осторожно улыбнулся Николай.
– Да… С тех пор так и не отросли. Хотя сейчас так модно…
Перекладными она отправилась в Сибирь. Где на поезде, где на телегах, а потом на санях, а где и пешком.
Добралась только до Перми, где ее и свалила испанка… А встала на ноги, когда двадцатидевятилетний белый генерал Пепеляев уже отступал обратно, к Уральскому хребту.
– Я помню… Ты тогда грозилась ИМ, – выделил Николай голосом слово – мандатом…
Надя засмеялась:
– Это был листок из «Арифметики» Магницкого…
– Да ладно? – удивился млалей. – Там же печать была! Я же видел!
Девушка захохотала:
– И ты тоже поверил? Это был библиотечный штамп!!
– Поверил! – глупо улыбаясь, ответил он. – А если бы они не поверили? Если бы грамотный среди них оказался бы?
– Если… Тогда бы мы с тобой тут не гуляли!
Он взял ее ладошку и осторожно погладил. Она посмотрела ему в глаза. Но руку не отняла. Мимо пробежала веселая девчушка с воздушным шариком.
– А потом я сбежала. А ты?
– Я тоже… И больше не вернулся к белым.
– Я вернулась в Москву. Как-то жила, сама не понимаю как. Но вот жила.
– А сейчас?
– И сейчас как-то живу. Работаю в паровозной газете «Гудок». А ты?
– А я, как видишь… – Он одернул гимнастерку.
– И что, тебя, бывшего белогвардейца, взяли в Красную Армию?
– Да у нас половина воевала то у красных, то у белых, – настала очередь смеяться Коли.
– Смотри… Церковь открыта… Давай зайдем? Не боишься?