Дешевый и плохо сшитый костюм гориллы
Шрифт:
– Надо доедать салаты, потом опять закажем супчик из ресторана, - Нинка закрыла дверцу холодильника.
– Короче, девочки, с готовкой можно не заморачиваться.
– Никуда я не поеду, догуляю отпуск с вами, - объявила Маришка.
– Отлично. Значит, разобралась со своей диверсанткой?
– Да, ее ждет операция "Дихлофос". Кстати, Артем сейчас разговаривает с Женей. Она позвонила при мне.
Все осторожно покосились на Ольгу. Та, безучастная, сидела в углу на кухонном диванчике. Первой не выдержала Нинка.
– Подруга, сколько
Нинка протянула Ольге чашку чая. Ольга подняла голову и впервые за день ее расфокусированный взгляд обрел ясность. Она резко оттолкнула от себя чашку и почти выкрикнула Нинке в лицо:
– Если я захочу поговорить, я это сделаю. Не дергай меня, и так душа в клочья.
Потрясенные этой вспышкой, женщины уставились друг на друга. Ольга прикрыла рот ладонью, ее плечи задрожали. Оказывается, расслабленная и счастливая Наташка тоже весь день следила за Ольгой, словно коршун. Она с порога бросилась к дивану, протиснулась мимо стола и обняла худенькие плечи подруги, обтянутые синим свитером.
– Ну, что ты, девонька моя. Конечно, когда сама захочешь. Никто тебя не заставляет.
– Сама, не сама... все равно это ничего не изменит. У Артема есть какая-то женщина. Вы это хотели услышать?
Ольга обвела глазами лица подруг. Все они выражали сочувствие, злость, но не удивление. Кажется, эта новость никого не потрясла. Вновь нахлынувшую ярость, желание запустить чашкой в стену остановил неожиданный вопрос:
– Одна?
– Что?
– Одна любовница?
– Нин, ты с ума сошла? Какая разница, одна или десять?
– Большая, между прочим.
Ольга, онемев, смотрела на подругу. Кто тут сошел с ума? Кажется, остальные разделяли ее недоумение: Маришка и Наталья пялились на Нинку с приоткрытыми ртами. Словно придя в себя, Маришка тряхнула головой, взяла с мойки тряпку и начала вытирать со стола.
– Дай мне.
– Да ладно, сиди.
– Нет, дай. Сама разлила, сама и уберу.
Казалось, сейчас Ольга способна делать только одно дело одновременно. Она целиком сосредоточилась на остывающей лужице чая и даже не повернула голову, когда на лестнице раздался топот и злой голос Артема:
– Вырастили на свою голову! Что она себе позволяет?
– Он остановился, ожидая ответа жены.
Нинка понимающе скривилась: похоже, в семье Лукьяновых за все неприятности, доставляемые дочерями, несла ответственность жена Артема. Только вот сейчас она не торопилась вмешиваться в семейные разборки. Молчание затягивалось. Наконец, Ольга соизволила повернуться.
– Что случилось?
Прохладный голос звучал так, словно ответ ее совершено не интересовал. Артем шагнул к жене, но, заметив обращенные к нему лица женщин, остановился.
– Женька решила прочитать мне лекцию, как быть хорошим отцом. Она, видите ли считает, что я должен извиниться перед ней. Извиняться перед ее дармоедом мне, так и быть, не нужно. Потому что мне хватило здравого смысла не
Ольга пожала плечами и снова повернулась к грязному столу.
– А чем ты недоволен, папа?
– Раздался голос Саньки. Ей двадцать три года, на минуточку. Мы взрослые люди, нравится тебе это или нет.
– И ты туда же? Хватит с меня баб, я ухожу!
– Куда?
– Пойду утоплюсь.
Насколько помнила Ольга, для Артема это была предельная степень гнева. Обещание утопиться, застрелиться и повеситься означало крайнее возмущение, а так же отказ от переговоров и компромиссов. Таким образом он "умывал руки" и "отворачивал лицо свое" от нерадивых домочадцев. Им оставалось только немедленно капитулировать и безоговорочно признать свое поражение. У нее возникло странное чувство, как у актера, забывшего свою роль и растерянно глядящего в темноту суфлерской будки. Впрочем, сегодня играть пьесу "Благородный отец" было некому: актеры разбежались, сцена опустела.
– На озере ни одной проруби нет, я уже проверила, - Санькин голос сочился ехидством.
– Но мы с тобой можем слепить снеговика.
– Вот не надо говорить, что мне можно, а что нельзя. Я на сегодня педагогическую норму уже выполнил и перевыполнил.
Артем успел взять себя в руки. Но, хотя его лицо было совершенно неподвижно, в голосе клокотала холодная ярость. Кажется, до Саньки так и не дошло, что сейчас происходит между ее родителями. Впрочем, его младшая дочь всегда была совершенно искренним и простодушным эгоцентриком. Она протянула Артему блокнот:
– Я тут кое-что набросала. Насчет собачьего приюта.
Поверх блокнота Артем упорно смотрел на Ольгу, которая швырнула мокрую тряпку на стол, и стояла, опершись ладонями о столешницу, оставив мужу на обозрение лишь часть щеки и заправленные за ухо пряди рыжих волос.
– Не сейчас.
– Но папа!
Артем резко повернулся и, задев плечом Санькину руку, быстро пошел к двери. Блокнот описал в воздухе дугу и с тихим шелестом опустился на пол, из него, словно осенние листья, выпорхнули и разлетелись по углам разноцветные бумажки. Одна из них скользнула под диван. Из прихожей раздался грохот, что-то обрушилось на пол, хлопнула входная дверь.
Маришка посмотрела в окно, Нинка выглянула за порог кухни.
– Сорвал вешалку...
– Ой, в тапках ушел...
– Ну, все правильно. Назло врагам отморожу уши...
Первой хихикнула Санька, Марина сначала закашлялась, но когда Нинка захохотала заливисто и радостно, с облегчением перестала маскироваться и присоединилась к веселью. Наталья сидела за столом и улыбалась, подперев щеку ладонью. Ольга фыркнула и посмотрела на подруг. Это даже не театр. Это старый добрый балаган под названием "Цирк сгорел, клоуны разбежались". Теперь ей казалось, что ноги у нее ослабели от смеха. Плюхнувшись на стул, она тряслась в безудержном хохоте вместе со всеми, пока не почувствовала на плечах теплые Нинкины руки.