Desiderata. Созвездие судеб
Шрифт:
Небеса, похоже, решили распорядиться иначе, и Достий буквально кожей почувствовал это, как только дверь рабочей комнаты распахнулась с такой силой, что едва не слетела с петель. Воздух в помещении всколыхнулся беспокойно и мгновенно наполнился терпким ароматом мужского одеколона. Явился Гаммель.
Достий тут же встал – чтобы, от греха подальше, поздороваться и попрощаться одновременно и поскорее уйти.
– Теодор!!! Послушай, это невиданно! – виктонт отчего-то был запыхавшимся и взволнованным. – Это невероя… О, Достий, здравствуй, душа моя, ты и сегодня хорош словно
Теодор тоже встал и молча и решительно задвинул Достия себе за спину, как если бы Гаммель мог на него наброситься. Достию, впрочем, тоже так показалось, а потому он не был против оказаться за столь надежной преградой.
– Что у тебя? – осведомился отец Теодор ворчливо у будущего прокурора.
– Ты не поверишь! О, ты будешь просто раздавлен этой вестью. Вернее, этим вымыслом, что даст фору любой эллинской трагедии!
– Что именно у тебя случилось? – духовник, пользуясь чужим состоянием ажитации, потихоньку подталкивал Достия к двери. – Лаковый ботинок поцарапал? Галстук потерял?
Молодой человек покачал головой – по его опыту, язвить святой отец начинал, когда был доведен до белого каления. А де Ментор только вошел…
– Да нет же! – Гаммель отмахнулся от его слов. – Мне в почтовый ящик опустили нынче записку. Анонимную! Ты понимаешь? Ах, ну куда ты прогоняешь Достия? Почему ты так черств с ним?
– Я спасаю его. От тебя, – отрезал святой отец.
– Но он нужен нам здесь!
– Это еще зачем?
– Он упомянут в записке!
В рабочей комнате повисла звенящая тишина, только безучастный стук хронометра нарушал ее.
– С этого места, – тихо, но очень сердито произнес духовник, – будь добр изложить подробнее.
Гаммель прошелся немного по комнате, потирая и стискивая свои холеные руки, как если бы собирался с мыслями. В конце концов, он поднял голову и заговорил.
– Это было обычное весеннее утро, когда мрачность неба напоминает о ноябре, однако стоит лишь опустить взгляд пониже, как видишь, что деревья и кустарники покрыты легким зеленоватым маревом набухших почек…
– Гаммель, не настолько подробно!
– Ах, дай же мне подойти к этой теме неспешно! Если бы ты знал, как она занимает меня!
– Меня тоже занимает, – процедил сквозь зубы святой отец. – Ты можешь просто пересказать записку?
– Пересказ! Сухое повествование убьет весь смысл, что таится в нескольких строчках. Подумать только, такой крошечный клочок бумаги породил во мне сонм образов, мыслей… – Гаммель запнулся, однако, даже это вышло у него крайне артистично. Он посмотрел на обоих своих собеседников задумчиво, рассеянно, будто сквозь туман или дымовую завесу. – Кто-то в этой записке уверял меня, будто вы состоите в связи.
Сердце у Достия так и пропустило один удар. Грудь сдавило волнением, даже не волнением – истерикой. Тихой, неподвижной до оцепенения истерикой, когда крики и метания не могут дать выход напряжению – настолько оно сильно.
– В связи… – очень тихо, полушепотом повторил духовник. Его лицо тут же побелело, и Достию страшно было представить, что он испытывал.
– Я не буду скрывать того, что любовь известна мне во многих
Виконт обернулся, прервав тем самым беспокойные переглядывания своих слушателей.
– Это… Это было бы так прекрасно! – произнес он, прижимая руки к груди.
– Что?.. – одновременно выдохнули Достий со святым отцом.
– Но вы только представьте! Двое мужчин, двое представителей духовного сословия мучаются запретной любовью! Чувства их искренни, это ведь не похотливые священники из памфлетов. Неназываемый грех неназываем вдвойне, потому как перед ним не могут устоять ни нравственные убеждения, ни обеты. Возлюбленные, соединяясь, идут на верную смерть… Какая сила, какая романтика! Это не сословные различия, тут кое-что посерьезнее! О, я бы с радостью стал порукой таким любовникам, я был бы нем как могила! Я бы…
– Замолчи! – Теодор вдруг несильно стукнул виконта по голове каким-то свитком, схваченным им только что со стола. – Что за бред ты несешь!..
– Нельзя ли поаккуратнее? – де Ментор поправил прическу, едва касаясь ее подушечками пальцев. – Я всего лишь делюсь своими мыслями!
– Еще одна такая мысль – и я огрею тебя Первой книгой от Пророков.
– Теодор, ты такой же, каким был и раньше, вот Отец Небесный мне свидетель, я не вру. Всю дорогу не смеешь ни на дюйм отступить от правил да устоев… Да они же – самые ненадежные путы для человеческих чувств.
– Ей-богу огрею. Не шучу.
Достий, слушая перепалку, медленно отступил к двери и неслышно выскользнул из комнаты, так и не узнав, применил ли святой отец Первую книгу против неуместного красноречия виконта. Да и не до того ему было, откровенно говоря.
====== Глава 17 ======
Достий буквально перебежками достиг своей комнаты – ему казалось, за ним следят из-за каждого угла, и скрипят по бумаге бесчисленные карандашные грифели, строча донесения, о том, что за звуки слышались из комнатки под лестницей, сверяются минуты по карманным часам – сколько он пробыл у святого отца…
Поэтому молодой человек не удержался от вскрика, когда ему на плечо опустилась неожиданно рука – и это на пороге его собственной комнаты. Но обернувшись, Достий выдохнул с облегчением – за спиной у него стоял Император, ужасно удивленный такой реакцией на прикосновение.
– Простите ради Отца Небесного… – пролепетал Достий, стремясь унять скачущее заполошенным зайчишкой в груди сердце, хотя при этом и не знал толком, за что он извиняется сейчас.
– Полно, это ты меня извини. Настращал тебя ни за что ни про что... Чем это ты так встревожен?