Desiderata. Созвездие судеб

Chiba Mamoru

– С твоим достоинством я уж как-нибудь придумаю, что делать, – ухмыльнулся монарх, притискивая собеседника к себе еще крепче и подчеркивая тем двусмысленность фразы. Он, наконец, отпустил дверную ручку, и обнял Советника по настоящему, огладил спину, плечи, поднимая руки все выше, зарываясь пальцами в темные волны волос и притягивая голову к себе ближе для нового поцелуя. Бальзак уперся было ладонями ему в грудь, но жест этот, призванный оградить его от чужого посягательства, обернулся против него самого, когда оказалось что монарх не намеревается размыкать крепких объятий, и, следовательно, высвобождать

чужие руки.

– Так как? – изогнул губы в хищной улыбке Император. – Ты покоришься моей воле, или, может, даже изволишь порадовать мой взор тем, как лишишь себя этого тряпья самостоятельно?

Впрочем, вопрошая, он уже и сам знал ответ наперед – вслепую, не путаясь в давно знакомых вещах, он принялся сноровисто за пуговицы, и спустя минуту последние – довольно слабые – попытки к сопротивлению были подавлены. Ворох одежды полетел на ближайшее кресло, отшвырнутый нетерпеливой рукой монарха. Штиблеты отправились следом.

– И?.. – снова шевельнул бровью Советник. – Каковы ваши дальнейшие планы?

Вместо ответа Наполеон привычным жестом подхватил дорогого ему человека на руки, и на мгновение застыл, прижимая к себе, наслаждаясь тем, как в первый – всегда неожиданный – миг Бальзак судорожно цепляется за него. Не отвечая на вопрос, он направился в сторону ванной комнаты. К его спальне примыкало довольно обширное ее помещение, выложенное белыми в синей глазурной росписи изразцами. Фаянсовая ванна была достаточно широка, хотя и уступала загорской – зато выполнена была изящно, а все металлические ее части сияли, надраенные. Проходя мимо ростового зеркала Император сбавил шаг и полюбовался на их совместное отражение, зная, что Бальзак тоже его ловит, хотя и смотрит как будто бы в другую сторону. Опустив Советника на пол – а вернее, на тростниковую подстилку, чтобы не холодить ног – Наполеон пустил горячую воду и небрежно занялся своим костюмом, отправляя на вешалку мундир.

– Сколько мы не уединялись так?.. – поинтересовался он через плечо. – Кажется, еще с Загории?

– Если вы подразумеваете нахождение вдвоем в ванной комнате, то да, – последовал скрупулезный ответ. – А если о совместном мытье, то несколько дольше.

Вода прибывала быстро, и уже спустя несколько минут монарх расслабленно вытянул ноги, откидываясь на спину, и обнимая сидящего впереди своего Советника. Волосы у того скоро намокли, и липли к лицу, а Наполеон убирал их, терпеливо и осторожно. Он касался чужого тела без подчеркнутого своего нетерпения, выражая любовное внимание, но пока не страсть. Бальзак, откинув голову ему на плечо, опустил веки, расслабляясь, и – Император знал это достоверно – чувствовал себя сейчас в полной безопасности. В их жизни случались многочисленные неприятные казусы, связанные с личными отношениями, и порой приходилось в считанные мгновенья приводить себя в порядок, торопливо отступая из-за очередной портьеры – однако ни единого раза подобного не происходило, когда они были в ванной. По этой причине она представлялась Советнику достаточно безопасным местом.

– Я люблю тебя чувствовать, – тихо поделился Наполеон, приблизив губы к чужому уху. – Всем телом, вот так… Потом перецелую каждый дюйм, дай только добраться до постели… – он прервался, почувствовав, как напряглась чужая спина.

– Что-то не так? – прозорливо

уточнил он. – Баль?..

– Не сейчас, – уклончиво отозвался тот.

– Сейчас, – Наполеон потерся о него щекой. – Я очень хочу. Каждое местечко, чтоб ты покричал, пока я тебя помучаю… Ты ведь любишь, когда…

– Мой Император, право, лучше в иной раз, это…

– О, я понял, кажется.

Не спрашивая более, Наполеон привстал с места, придерживая любимого, потянувшись к находящейся неподалеку полке, уставленной флаконами и тюбиками, и извлек один из них на ощупь. Бальзака это действо отчего-то насторожило – он подобрался.

– Не стоит, – повторил он. Наполеон мягко усадил его обратно, и принялся возиться с извлеченным тюбиком, не уделяя внимания протестам. Но когда его Советник предпринял попытку несколько отстраниться от него, удержал его за плечо.

– Почему? – коротко спросил он. – Я люблю это делать. И в этом нет ничего отталкивающего.

– Я предпочту заниматься подобной процедурой самостоятельно.

– Почему? – повторил Его Величество. – Тебе неприятно, что я тебя поглажу?

– Дело не в этом.

– Тогда я отказываюсь понимать. Ты все равно это делаешь, и мы оба это знаем, так в чем беда?

– Я не... – Бальзак замялся, подтянул чуть ближе к себе ноги. Над поверхностью воды показались его острые колени. Собеседник его не перебивал, позволяя высказать мысль до конца. – Я не хочу, чтобы вы видели что-то кроме итогового результата.

– О Господи… – Его Величество решительно свинтил крышку тюбика и выдавил на ладонь немного бледно-розовой пасты, более густой, нежели сметана. – Придумаешь же…

– Я не придумываю.

– Я люблю тебя. Я люблю твое тело. Таким, какое оно есть, Баль. Конечно, меня всякий раз соблазняет гладкость твоей кожи после, но это не означает, что меня она оттолкнет до. Так что не упрямься, и позволь мне тебя заполучить. Ну, брось, – добавил он, видя, что Советник все еще колеблется. – Я столько раз тебя мыл. Что особенного в том, что я хочу сделать теперь?

Его собеседник пожал плечами, с таким видом, будто желал сказать: причина есть, но вам ее не понять. Наполеон же принял молчание за согласие и взялся за дело, распространяя по чужому телу розовую массу, и втирая ее, а после обмывая водой.

– Привстанешь?.. – поинтересовался он. – Или тебе помочь?..

– Не стоит труда.

– Скажи еще: не утруждайтесь, Ваше Величество, лишь будьте столь любезны, соблаговолите… не знаю что. Что-нибудь такое же высокопарное и корректное…

Пока он говорил, Советник его выбрался из уютных объятий и устроился на надежном бортике ванной, а монарх, придвинувшись ближе, принялся гладить ему ноги, сохраняя на устах все ту же мечтательную улыбку.

– Мне так нравится, что ты мой, – вздохнул он довольно. – Я трогаю тебя и думаю, что больше никто не видел того, что вижу я, и не был там, куда ты допускаешь меня…

– Это щекотно, – прервал его Бальзак, крепче впиваясь пальцами в фаянсовый край борта.

– Я знаю, душа моя. Я буду осторожен. Ты так дрожишь…

– На стопах этого делать не обязательно. Там волосяного покрова не бывает априори.

– Мне нравится трогать твои ноги. И прекрати мне перечить, если не хочешь, чтобы я оказался между них немедленно.