Десять дней которые потрясли мир
Шрифт:
Шляпников пытался овладеть министерством труда. Стояла жестокая стужа, а в министерстве некому было затопить печи. Служащих было несколько сот, но ни один из них не захотел показать Шляпникову, где находится кабинет министра...
Александра Коллонтай, назначенная 13 ноября (31 октября) комиссаром социального обеспечения, была в министерстве встречена забастовкой; на работу вышло всего сорок служащих. Это сейчас же крайне тяжело отразилось па всей бедноте крупных городских центров и на лицах, содержавшихся в приютах и благотворительных учреждениях,- все они попали в бззвы-уодное положение. Здание министерства осаждалось делегациями голодающих калек и сирот с бледными, истощенными
То же самое творилось в министерстве земледелия, в министерстве продовольствия, в министерстве финансов. Чиновники, которым было приказано выйти на работу под страхом лишения места и права на пенсию, либо продолжали бастовать, либо возобновляли работу только для того, чтобы саботировать. Так как почти вся интеллигенция была против большевиков, то набирать новые штаты Советскому правительству было не из кого.
Частные банки упрямо не желали открываться, но спекулянты отлично обделывали в них свои дела с заднего крыльца. Когда появлялись большевистские комиссары, служащие уходили, причем прятали книги и уносили с собой фонды. Бастовали и все чиновники Государственного банка, кроме служащих в подвалах и в экспедиции заготовления государственных бумаг, которые отвечали отказами на все требования Смольного и при этом частным образом выдавали большие суммы Комитету спасения и городской думе.
В банк два раза являлся комиссар с ротой красногвардейцев и официально требовал выдачи крупных сумм на нужды правительства. В первый раз его встретили члены думы, а также меньшевистские и эсеровские вожди. Их было так много и они так серьезно говорили о возможных последствиях насильственных действий, что комиссар оказался устрашенным. Во второй раз он явился с официальным мандатом и прочитал его вслух. Но тут кто-то заметил ему, что на мандате не было ни Даты, ни печати. И традиционное для России почтение к "бумаге" заставило комиссара снова удалиться ни с чем.
Чиновники кредитной канцелярии уничтожили свои книги, так что установить картину финансовых отношений России г
Другими государствами оказалось совершенно невозможным. Продовольственные комитеты и администрация муниципальных предприятий общественного пользования либо не работали вовсе, либо саботировали. А когда большевики, видя ужасную нужду городского населения, пытались помочь делу или взять его в свои руки, служащие немедленно бросали работу, а дума наводняла всю Россию телеграммами о том, что большевики "нарушают автономию городского самоуправления". В военных штабах, в учреждениях военного и морского министерств, служащие которых согласились продолжать работать, ожесточенное сопротивление Советам оказывали армейские комитеты и высшее командование. Они саботировали, как только могли, даже если это отражалось на положении фронта. Викжель был настроен враждебно и отказывался перевозить советские войска. Каждый эшелон, отправляемый из Петрограда, буквально пробивал себе дорогу силой, приходилось постоянно арестовывать железнодорожных служащих. Тут на сцену выступал Викжель и требовал освобождения арестованных, угрожая немедленно объявить всеобщую забастовку.
Смольный был явно бессилен. Газеты твердили, что через три недели все петроградские фабрики и заводы остановятся из-за отсутствия топлива. Викжель объявлял, что к первому декабря прекратится железнодорожное движение. В Петрограде оставалось хлеба всего на три дня, а новых
Оппозиционные газеты, ежедневно закрываемые и на следующее же утро выходящие под новыми названиями, осыпали новый режим ядовитыми насмешками б. Даже "Новая Жизнь" характеризовала его как "комбинацию из демагогии и бессилия". "С каждым днем,- писала она,- правительство Народных Комиссаров запутывается все более и более в проклятой прозе обыденщины. Так легко захватив власть, большевики никак не могут вступить фактически во владение ею.
Бессильные овладеть существующим механизмом государства, они не могут в то же время создать новый, который легко и свободно работал бы по указке социалистов-экспериментаторов.
Ведь если еще так недавно большевикам не хватало людей для очередной работы в растущей партии,- работы прежде всего языком и пером, то откуда же могли бы появиться у них люди для выполнения многообразных и сложнейших специальных задач государственной жизни?
Новая власть рвет и мечет, засыпает страну декретами, один другого "радикальнее и социалистичнее". Но в этом бумажном социализме, предназначенном более на предмет ошеломления наших потомков, нет ни желания, ни умения разрешить очередные вопросы дня..."
А между тем созванная Викжелем конференция по сформированию нового правительства продолжала работать дни и ночи напролет. В принципе стороны уже приняли общие основы создания правительства, обсуждался состав Народного Совета. Был предположительно намечен кабинет министров с Черновым во главе, большевики получили в нем значительное меньшинство, а Ленин и Троцкий были отведены. Центральные комитеты меньшевистской и эсеровской партий, а также исполнительный комитет Советов крестьянских депутатов решили непоколебимо продолжать свою оппозицию "преступной полр!тике" большевиков, но "во избежание дальнейшего братоубийства" не сопротивляться их вхождению в Народный Совет.
Однако бегство Керенского и повсеместный поразительный успех Советов изменили положение. 16 (3) числа * левые эсеры требовали на заседании ЦИК, чтобы большевики сформировали коалиционное правительство с участием других социалистических партий; в противном случае они грозили уйти из Военно-революционного комитета и ЦИК. Малкин заявил: "Последние сведения из Москвы, где по обе стороны баррикад умирают наши товарищи, заставляют нас еще раз поставить вопрос об организации власти, и постановка этого вопроса является не только нашим нравом, но и долгом... Мы завоевали право сидеть вместе с большевиками в стенах Смольного института и говорить с этой трибуны. Если вы откажетесь идти на соглашение, то после ожесточенной борьбы внутри партии мы будем вынуждены перейти к открытому бою вовне... Мы обязаны предложить демократии условия приемлемого соглашения..."
После перерыва, объявленного, чтобы дать возможность обсудить ультиматум на фракциях, большевики вернулись в зал и Каменев огласил следующий проект резолюции:
"Центральный Исполнительный Комитет считает желательным, чтобы в правительство вошли представители тех социалистических партий из Советов Раб., Солдат, и Крест. Депутатов, которые признают завоевания революции 24-25 октября, т. е. власть Советов, декреты о земле и о мире, рабочем контроле и вооружении рабочих. Центральный Исполнительный Комитет постановляет поэтому продолжать переговоры о власти со всеми советскими партиями и настаивает на следующих условиях соглашения: