Десять кругов ада
Шрифт:
– За тебя, Батя, радуюсь. Глядишь, годика три сразу тебе и скостят... На воле вместе гулять будем!
– лихо добавил он.
Бригадир Максимыч подумал, потом сказал совсем не командирским голосом, грустно:
– Таких, как я, наверху особо не милуют. Обэспэшил меня, а теперь радуется, - угрюмо улыбнулся.
Тут увидел летевшую на него бадью с бетоном, устремился за ней, толкая за собой Володьку.
– Хромать-то скоро перестанешь?
– крикнул ему на ходу, пытаясь поймать опускающуюся бадью.
ЗОНА. ДОСТОЕВСКИЙ
...А
– ...и не финти, все равно деваться тебе некуда. А без меня ты здесь пропадешь...
– Пока не пропадал...
– А теперь загнешься. Не согласишься, с моей помощью сваришься...
– Это как?
– Так. Узнаешь, когда вперед ногами понесут. Хватит базлать!
– А если не получится?
– Не твоя забота.
– А следаки придут, что им говорить?
– Ты сделай сначала... следаки... Я с ними буду творить.
– Ага... А мне все ж равно надо что-то отвечать.
– Ты ни в чем не виноват, не сам же ты залез туда. Поставили.
– Я же не работал до этого на кране...
– Какое твое дело? Приказали, ты и пошел. Ты - чист. Другие ответят.
– А что он сделал?
– выглянул из-за перегородки голый крепкий человек. Тот, что был в хромовых сапогах, ухмыльнулся.
– Много тоже спрашивал. Таким обычно потом в ухо шомпол втыкают, и почему-то они не дышат, и диагноз ставят - сердце не выдержало горячей воды. У тебя в порядке сердце?
– Вроде да...
– Они тоже так думали. А тут раз - и сыграли в ящик. Сердце, брат, дело такое... Видел, как Мамочка за сердце хватается? Не жилец, видать...
– А... Так когда сделать-то?
– Через пару дней. Я ему свиданку с матерью дам. Значит, пока... Тебя освобожу досрочно, слово офицера!
ЗОНА. ДОСТОЕВСКИЙ
...А пока новый бригадир держал бадью с бетоном, крепко, направляя ее к пропарочной камере.
– Временами болит еще...
– крикнул Володька Бате, показывая на ногу.
Но Батя уже не услышал. Он спрыгнул в остывающую камеру и стал ловко и яростно раскидывать бетон из бадьи. Спрыгнул за ним Володька, остальные ребята из звена. Кроха схватился за вибратор.
– Ну, стерва, теперь я тебя достану!
– пригрозил инструменту.
Удерживал он его еле-еле, обеими руками. Казалось, еще мгновение - и вибратор завалит Кроху в бетон, замесит, и сгинет рябое личико в серой массе, и крикнет Кроха напоследок: "Чего ж это, братцы? Не смешно!"
Еле-еле тащил он вибратор из вязкого месива. Рассмеялись рядом работавшие, а разозлившийся Воронцов выхватил из его безвольных рук ревущую машину, заработал ею сам - зло и напористо.
Кроха отер тыльной стороной
– Пойду-ка я, пожалуй, в стропали.
– Там двигаться надо!
– крикнул Лебедушкин.
– А ты только шагом ходишь, будто в штаны наклал. Нет, не годится, Кроха!
– весело добавил он.
И все заржали над неумехой. А тот скорчил рожу, передразнивая их... Работа шла.
...Назавтра и бригадирская работа для Воронцова стала потихоньку превращаться в будни, словно давно знакомое ему дело: бетон, кран, пропарка, машина, обед, снова бетон, построение... Все знакомо и прочитываемо наперед.
В обед, когда в бригадирской комнате он заполнял бумаги своим корявым почерком, глянул в окно и отложил ручку: скопление машин у восьмого полигона указывало - работа там не ладилась.
Воронцов вздохнул, отлип от окна, быстро накинул телогрейку, взял ключ и пошел к двери.
На пороге стояли, улыбаясь, капитан Волков и прапорщик Хрякин, его верный сучонок. Кивком головы поздоровался, отошел к шкафу, уступая им проход в комнату.
Капитан расстегнул свою огромную шинель, снял шапку, размашисто, по-хозяйски упал на стул бригадира за столом. Оглядел чистую полированную поверхность, смахнул невидимые пылинки, еще шире улыбнулся:
– Порядок, значит, у тебя, Квазимода?
В голосе уже чувствовался подвох, и Воронцов напрягся: зачем же пришел этот сучий капитан, не просто же так заглянул...
Всегда он приходил как зверь дикий - на добычу, что-то унюхавши.
Прапорщик потоптался у двери, поймал взгляд капитана, уловив в нем приказ убраться, кивнул:
– Зайду минут через двадцать, - и утопал.
Волков недобро скалился на Ивана.
– Прими мои поздравления... бугор...
– выделил он последнее слово, произнеся его с издевкой, мол, понимаю, какой из тебя бугор, дорогуша. Оглядел смирно стоявшего Ивана.
– А может, поумнел ты?
– спросил сам себя.
– Чего не бывает с вашим братом... Но к тебе это не относится...
– сразу же исправился он.
– А... теперь ты, как говорится, активист... и - первый помощник администрации? Верно?
– с явным сладострастием протянул он.
– Помощник?
– Он понимал, как больно делает сейчас еще вчера неукротимому зэку.
Иван, окаменевший, кивнул, глядя в окно.
– О свободе думаешь?
– попытался угадать мысли собеседника прилипчивый опер.
Воронцов пожал плечами достаточно равнодушно.
– Ну а что в бригаде?
– внимательно посмотрел ему в лицо капитан.
– Чем люди дышат? Кто анаши косяки забивает? Может, снова в побег кто готовится, а, Иван Максимович?
Воронцов тяжко вздохнул.
– А чего ж это ты вздыхаешь?
– зло спросил Волков.
– Ты думаешь, мне интересно с тобой здесь базланить? Да зачем ты мне сдался, бригадир хренов... Но ты... сюда смотри!
– взорвался он.