Десять тысяч небес над тобой

Грей Клаудия

Я полностью ожидала, что мои родители начнут сходить с ума из-за того, что сделал Ватт Конли, и из-за сделки, которую мы подписали. Чего я не ожидала — это бесповоротного запрета идти.

— Папа… — я отвела волосу назад обеими руками, пытаясь успокоиться. — Ты знаешь, что у нас нет другого выбора.

— Мы этого не знаем, — настаивает папа. — Нам нужно по меньшей мере попытаться вытащить Пола из остальных воплощений. Мы проследили его до… Вселенной Средневековья, разве нет? Так что мы придумаем как отслеживать осколки. Нам не нужны чертовы координаты Конли.

— У

нас уже есть координаты, — Тео сидит на диване в рубашке в клетку и джинсах, бледная тень обычного Тео. Пластиковый больничный браслет всё еще висит у него на запястье. — Почему бы нам не использовать их?

Пакет с данными прибыл из корпорации Триада несколько часов назад, сразу после моего прибытия. Хотя мы уже видели координаты, те, которые приведут нас во второе измерение «откроются» когда я внесу данные, доказывающие, что я сделала грязную работу Конли. Каждое предательство откроет мне еще одно измерение, еще один кусочек души Пола.

Мои родители даже не хотят загружать информацию в Жар-птицу. Папа настаивает:

— Мы справимся сами.

Тео стонет:

— Ладно, Генри. Мы даже не знали, что расщепление возможно несколько дней назад. Отследить осколки в альтернативных измерениях? Придумать, как это сделать может занять месяцы.

— Или дни, — говорит мама. — Единственная причина, по которой мы не разрешили загадку, это то, что мы даже не пытались. Очевидно, наши противники в другой вселенной освоили это, если бы это было не так, у Конли в первую очередь не было бы технологии, чтобы расщепить Пола. Мы можем сделать то же что они. Нам нужно только начать.

Папа кивает, подбодрившись.

— И, если Триада смогла придумать лекарство для состояния Тео, ну, мы тоже сможем.

— Мы не врачи, Генри, — мама бросает взгляд на бутылку с Ночным Вором на полке, которую они едва ли начали изучать. — Но все равно, мы можем попытаться. Подчиниться Конли — наш последний выход.

— Это и есть последний выход! — я больше не спорю с родителями, но сейчас я чувствую, что готова закричать. — Вы не понимаете? Пола разорвали на части. Если я этого не сделаю, мы можем никогда его не вернуть. Если хотя бы одно из воплощений Пола умрет, тогда… тогда мы потеряем его навсегда.

Мамино выражение лица более сострадающее, но она все равно качает головой.

— Это риск, да. Но достаточно отдаленный, учитывая его возраст и здоровье.

Я вспоминаю лейтенанта Маркова, окровавленного и слабого, умирающего в снегах России.

— Это зависит от того, где она. Он может быть в опасном месте. Конли мог это сделать, вы знаете, что мог.

Мои родители обмениваются взглядами, и папа вздыхает.

— Дадим одну неделю. Если мы не сможем достигнуть прогресса в поисках души Пола за это время, тогда, что же, мы рассмотрим это.

— Обдумаем это? — как они могут это делать? Я отступаю от них, оскорбленная и растерянная.

— Достаточно, — резко говорит мама. — Ты знаешь, как сильно мы любим Пола. Мы полюбили его даже раньше, чем ты, если ты не помнишь. Мы стоим на своем не потому что не хотим вернуть

его как можно скорее. Мы делаем это, потому что цена сотрудничества с Конли слишком высока.

Папа добавляет:

— Конли запустил свои когти в Пола. Это не значит, что мы должны подать ему еще и тебя.

Я крепко зажмуриваюсь, пока волна гнева не проходит.

— Папа…

— Дискуссия закончена, — мама направляется к радужному столу. — Если мы собираемся спасти Пола, то лучше начать.

Папа следует за ней, и Тео тоже. Но когда Тел проходит мимо меня, наши глаза встречаются, и я понимаю, что он знает, о чем я думаю. Я ожидаю, что он выдаст меня родителям — это сделал бы Тео из Вселенной Триады. Вместо этого он садится за стол, притворяясь, что не понимает, что сейчас произойдет.

Они работают почти до полуночи. К этому моменту я уже лежу в кровати, запутавшись в простынях и не могу уснуть. Всё, о чем я могу думать — это последний раз, когда мы с Полом были вдвоем прежде, чем Тео упал, последняя минута, когда наша жизнь казалась нормальной.

Мы лежали вместе на его узкой кровати в общежитии, моя голова у него на груди. Из его телефона играла мягкая классическая музыка, почти заглушавшая шум других студентов в коридоре. Его комната была такой же потрепанной, как и любое другое дешевое жилище студентов, плюс Пол не стал бы её чинить, даже если бы у него были деньги. У него было утилитарное темно-синее покрывало, и стену украшала только одна картина.

Над нами в ту ночь висел мой портрет Пола. Не тот, который я сейчас пишу, а первый. Я разрезала его на лоскуты, когда думала, что Пол предал нас и убил моего отца. К моему удивлению, Пол настоял на том, чтобы сохранить его в таком виде. «Это напоминает мне, как близок я был к тому, чтобы потерять тебя», сказал он. Это та вещь, которую я хочу забыть, но он всегда хочет помнить. По меньшей мере он позволил мне его зашить.

Пол погладил меня по волосам, его пальцы распутывали мои кудри. Это самое нежное, самое успокаивающее прикосновение в мире.

— Сегодня пришли новости от нескольких университетов, насчет работы после защиты.

Одна из странностей в том, чтобы быть ученым заключается в том, что нужно получить несколько специальностей в колледже, и даже после того, как получаешь степень, то остаешься студентом в течение года или двух, обычно в другом колледже. Смысл этого всего? Я не имею представления. Это просто веревочка, через которую они все должны перепрыгнуть.

Я бы сошла с ума, если бы Полу пришлось уехать, если бы я сама не отправлялась в колледж в январе.

— Из каких?

— Оксфорд сделал предложение. И Стэнфорд тоже. Я ожидаю новостей из Кембриджа и Европейской Организации По Ядерным Исследованиям.

От этих новостей большинство людей запрыгали бы от радости. Пол принимает всё спокойно, но у меня в животе завязываются узлы.

— Ничего из Гарварда или Массачусетского Технологического Института? Или моет быть Принстона?

— Пока нет. ЭмАйТи — возможно, но профессора в Гарварде и Принстоне — скептики.