Десять тысяч небес над тобой
Шрифт:
Пол наклоняет голову. Но я вижу его лёгкую, почти не верящую улыбку.
— Приятно слышать.
— Расскажи мне о Сан-Франциско, — говорю я. В бумагах, которые нашёл Тео, говорится, что у Пола военная квартира здесь, должно быть, он посещает базу в моём родном городе лишь время от времени. — На что это похоже — жить здесь? Расскажи мне обо всём.
Пол обычно так молчалив, что «расскажи мне обо всём» означает, что в ответ получишь максимум два предложения. Или этот Пол более словоохотлив, или у платья Джози есть волшебная сила. Потому что он начинает мне рассказывать,
Он приехал сюда после того, как «пал Нью-Йорк». Очевидно, он родился в Нью-Йорке, так же, как и мой Пол, всего через несколько месяцев после того, как его родители иммигрировали. Он поступил на военную службу через три года, «на два года до призывного возраста». Программа по разработке оружия завербовала его, основываясь на его оценках в «обычных обязательных экзаменах». Которые, как я думаю, не имеют ничего общего с АОТ. Когда я спрашиваю его о музыке, оказывается, что он любит Рахманинова так же, как и дома, но никогда не слышал ни об одном музыканте последних пятидесяти лет.
Но опять же, Пол так очаровательно не сведущ в современной поп-культуре в любом измерении, что он всё равно бы не знал ни одного артиста, жившего в последние пятьдесят лет.
Даже эта более разговорчивая версия Пола чувствует себя неуютно, монополизируя беседу. Поэтому я пытаюсь сделать то, что умею хуже всего. Я флиртую.
— Тебе нужно позировать мне, — говорю я.
— Позировать?
— Как модель для моих рисунков. У тебя отличное лицо для этого, — мои мысли возвращаются домой, к тому моменту, когда мой Пол позировал мне, и показывал не только лицо, но, когда я начинаю думать в этом направлении, моё лицо становится таким же красным, как и платье.
— Лицо, как у модели. Едва ли, — говорит Пол, но я догадываюсь, что он польщён, и так смущён что не может подобрать слов. Пол не более игрив в этой вселенной, чем в моей.
Тогда можно немного повеселиться.
— Черты твоего лица прекрасно подойдут для портрета. Твой подбородок, брови, нос — прямые и сильные. Плюс у тебя удивительные глаза.
Выражение лица Пола застыло между недоверием и удовольствием. Вероятно, ему было бы уютнее, если бы я сменила тему, но я никогда не расписывала своему Полу как сильно я люблю каждый дюйм его лица. И мне бы, наверное, это понравилось. Если бы я знала, как легко сбить его с толку, то давно бы уже это попробовала.
— Твои глаза на самом деле серые, — говорю я тише, так что он наклоняется ниже, чтобы расслышать. — Сначала я подумала, что они голубые, очень светло-голубые, но на самом деле это не так.
— В моем паспорте написано «голубые», — он флиртует ещё хуже, чем я.
— Но ты же знаешь, что они серые, да? — может быть и нет. Пол никогда не был парнем, который проводит много времени, смотрясь в зеркало. — Что написано в паспорте о твоих волосах?
— Каштановые, — отвечает он, и это не совсем неверный ответ. Но и не совсем верный.
— Светло-каштановые, но ещё немного с рыжиной и немного золотистые, — я провела часы, смешивая краски, чтобы
— Ты говоришь так, как будто я очень привлекателен.
— Так и есть.
Этим я заслуживаю не улыбку, а скептический взгляд.
— Большая часть женщин с тобой не согласится.
Было время, когда я сама бы с этим не согласилась. Его красота не подходит для бой-бэнда, он был грубоват, его привлекательность нелегко рассмотреть. Однако, когда я рассмотрела его, меня начало тянуть к нему на первобытном, инстинктивном уровне, и я не могла этому сопротивляться.
Я подозреваю, что Пол сейчас чувствует то же самое.
Мы едим курицу с лапшой, это слишком неудобное блюдо для свидания, но я хорошо обращаюсь с палочками, и он тоже. Я поддерживаю беседу, а Пол, ну, он пытается флиртовать в ответ, неловкий как обычно, но я вижу, насколько он доволен происходящим.
Однако на половине ужина меня настигает мысль: что будет потом?
Как только мы с Тео сделаем свою работу, мы прыгнем из этого измерения навсегда. Я не слишком беспокоюсь о своих других воплощениях, они будут удивлены, оказавшись в Сан-Франциско, на поезде, где угодно, но они достаточно просто смогут найти дорогу домой. Я сомневаюсь, что они в большей опасности из-за войны, чем до этого.
Но Пол, вероятно, догадается, что на самом деле произошло. Он поймёт, что я не его Маргарет. И надежда, которую я вижу в нем сейчас, этот свет в его глазах, когда он смотрит на меня — это будет уничтожено.
Может быть, нет. Может быть, он отреагирует как Тео и его немного успокоит знание о том, что в другом мире я люблю его. Во стольких других мирах…
Нет. Потому что он будет иметь дело не только с разбитым сердцем. Он будет иметь дело с катастрофическим разрушением проекта Жар-птица и последней надеждой этого народа выиграть войну.
Ты заслуживаешь гораздо больше, чем это, думаю я, пока он рассказывает историю о путешествии сквозь линии фронта, покрывающие континент, по пути из Нью-Йорка в детском возрасте. Мы все заслуживаем большего.
Трагедия этого мира — это ещё один грех лежащий у ног Конли.
Но это делаю я. Это я ставлю жизнь Пола выше, чем целый мир.
Нет. Я не буду об этом думать. Я не могу. Война началась задолго до того, как я попала суда, и я не понимаю, как им может помочь Жар-Птица. Они хватаются за соломинку, вот и всё. Я просто… забираю эту соломинку.
Так я говорю себе. Но слова кажутся пустыми.
По меньшей мере я подарила Полу сегодняшний вечер, один вечер, когда его мечты, кажется, сбываются.
Когда мы выходим из ресторана, я просовываю руку под локоть Пола, чтобы идти поближе к нему. Тишина на улицах Сан-Франциско почти жуткая, для меня, но Пол, кажется, ожидает тишины.
Хотя я многое поняла из беседы за обедом, я не получила информации о том, как попасть на базу. Тео вёл себя так, как будто для меня ничего не стоит украсть портмоне Пола посреди обеда. У меня не было спецкурса по краже мелких предметов и искусству изворачиваться.