Десять величайших открытий в истории медицины
Шрифт:
Зная о том, что Джон Гунтер интересуется происхождением волосяных комков в желудках ряда животных, Дженнер изучил также желудки кукушат и с удовлетворением нашел в них волосяные шарики. Он послал их Гунтеру, и тот с радостью дополнил ими свою довольно-таки мрачную коллекцию. Надо сказать, что Гунтер настолько высоко оценил все сообщенные Дженнером сведения о кукушках и волосяные шарики, присланные для его бесценной коллекции, что он попросил Дженнера описать результаты его наблюдений в письме. В 1788 году Гунтер опубликовал это письмо в журнале «Philosophical Transactions of the Royal Society» [29] . Статья произвела сенсацию и в дальнейшем стала основанием для принятия Дженнера в Королевское общество.
29
E. Jenner, Observations on the Natural History of the Cuckoo, Philosophical Transactions of the Royal Society78 (1788):219.
Занятия
Дженнер посвящал время и другим непрофессиональным занятиям (если допустить, что своей профессией он все-таки считал медицину). Так, услышав о том, что два брата-француза построили воздушный шар для перевозки пассажиров и, наполнив его водородом, пролетели значительное расстояние, он самостоятельно сделал огромный шар из шелка и тоже заполнил его водородом. Хотя идея о перевозке пассажиров на воздушном шаре так и не была реализована, сельский доктор Эдвард Дженнер стал первым англичанином, построившим воздушный шар. Ему пришлись по вкусу все этапы этого предприятия: шитье шара, получение водорода, чтобы наполнить его, проведение научных экспериментов и наслаждение успешным результатом. (Вскоре после этого воздушные шары приобрели популярность и в Соединенных Штатах Америки, а одним из первых американцев, отважившихся путешествовать по воздуху, стал Бенджамин Франклин.)
Совершенно естественно, что достойный джентльмен брачного возраста, каковым являлся Дженнер, привлекал внимание молодых дам, но, несмотря на все его светские таланты и обаяние, серьезные отношения у него как-то не складывались. Гунтер знал, что в течение примерно десяти лет у Дженнера был роман с некой молодой женщиной. Он никогда не называл ее имени, и установить, кем она была, не представляется возможным. После разрыва с ней Дженнер очень страдал. Впрочем, увлечение воздухоплаванием исправило его настроение, а вскоре после этого в его жизни появилась другая женщина, Кэтрин Кингскот. Она жила в деревушке, основанной ее предками и носившей то же фамильное имя. Стремясь произвести впечатление на Кэтрин, а также, безусловно, и на ее влиятельных родственников, Дженнер избрал Кингскот стартовой площадкой для своего второго полета на воздушном шаре. Судя по всему, его затея увенчалась успехом, поскольку 6 марта 1788 года Эдвард и Кэтрин сочетались браком в приходской церкви Кингскота. Ему исполнилось тридцать восемь лет, ей — двадцать семь. Он ухаживал за ней несколько лет и в предвкушении свадьбы купил дом в Беркли [30] .
30
P. Saunders, Edward Jenner, the Cheltenham Years, 1795–1823(Hanover, N.H.: University Press of New England, 1982).
Трудно было найти двух людей, столь непохожих друг на друга; перед нами типичный случай единства противоположностей. Миссис Дженнер была замкнутой, почти ни с кем не дружила и ненавидела светские приемы и вечеринки. Эдвард, религия и дети (когда они появились) — вот и всё, что её волновало в этой жизни. Тем не менее Кэтрин была послушной женой, старавшейся сделать все, чего хотел Дженнер. Когда он просил, она скрепя сердце даже устраивала шумные домашние приемы. И, что важнее всего, не мешала ему заниматься ни его профессией, ни хобби.
А между тем Дженнер не переставал интересоваться загадочным заболеванием, впервые описанным в 1772 году Уильямом Геберденом. Геберден назвал это заболевание грудной жабой, описал его симптомы и указал, что, как правило,
В промежутке между 1783 и 1793 годами сам Дженнер также провел вскрытие тела больного, умершего после приступа грудной жабы (стенокардии). Вот что он писал об этом своем доброму другу Калебу Парри [31] :
Обследовав более значимые части сердца и не найдя с помощью средств, на которые я мог рассчитывать, никаких причин внезапной смерти больного или симптомов, предшествовавших ей, я приступил к поперечному разрезу сердца совсем рядом с его основанием, и вдруг мой скальпель уперся в нечто, настолько жесткое и твердое, что на нем могли остаться зазубрины. Хорошо помню, что я посмотрел на потолок — он давно нуждался в ремонте, и я решил, что с него упал кусочек штукатурки. Однако дальнейшее изучение позволило установить истину: венечные артерии превратились в окостеневшие каналы.
31
C. H. Parry, An Inquiry into the Symptoms and Causes of Syncope Anginosa(Bath: R. Cruttwell, 1799).
Обнаруженное Дженнером обызвествление венечных артерий впервые навело его на мысль о том, что именно обструктивное поражение этих артерий и является причиной стенокардии и внезапной смерти, столь часто настигавшей людей, страдавших этим заболеванием. Это подозрение превратилось в уверенность после того, как последующие вскрытия умерших от стенокардии подтвердили непременное наличие одной или нескольких закупоренных венечных артерий.
К тому моменту, как Дженнер сделал это открытие, он уже знал, что его учитель и дорогой друг Джон Гунтер страдает стенокардией. Дженнер не хотел, чтобы тот узнал, что причиной его болезни является зловещая закупорка одной или нескольких венечных артерий, а потому решил не предавать свое важнейшее открытие гласности. Никогда ранее история медицины не знала случая, чтобы открытие такой значимости осталось тайной лишь из-за того, что врач захотел пощадить друга и избавить его от новых потрясений.
Хотя Дженнер не сообщил о своих выводах относительно венечных артерий самому Гунтеру, он посвятил в них лечивших его врачей, но те не восприняли всерьез его открытие. Однако в 1793 году, после смерти Гунтера, один из этих врачей во время вскрытия тела обследовал венечные артерии и сообщил Дженнеру, что тот оказался прав: венечные артерии Гунтера были непроходимы.
Мы видим, что, стоило Дженнеру заинтересоваться какой-либо проблемой, как он начинал всерьез изучать ее; так обстояло дело с поведением кукушат и с причинами стенокардии. Вопрос о возможной связи между коровьей, конской и натуральной оспами по-прежнему занимал его. На одной медицинской конференции он встретился с неким господином Фрюстером и узнал, что в 1765 году тот представил Лондонскому медицинском обществу доклад о коровьей оспе и ее способности предотвратить заболевание натуральной оспой. (Доклад так и не был опубликован.) Рассказ Фрюстера о возможной взаимозависимости между двумя болезнями показался Дженнеру чрезвычайно интересным. В результате они с Фрюстером посвятили почти все время, отведенное им на конференции, обсуждению различных видов оспы, и члены Общества даже пригрозили Дженнеру исключением, если эти дискуссии не прекратятся. По мнению собравшихся, данная проблема не имела никакого значения для медицины.
Сегодня нам известно, что натуральная оспа, коровья, свиная, конская и великое множество других видов оспы животных вызываются вирусами семейства Orthopox и что всеми этими заболеваниями могут заражаться и люди (рис.). Инфицирование одним видом заболевания создает у человека иммунитет против всех остальных заболеваний группы. Этого Дженнер не знал, но в декабре 1789 года произошли события, непреходящую историческую значимость которых он оценил мгновенно.
Пустулы на руке крестьянки, зараженной коровьей оспой. Рисунок взят из книги Эдварда Дженнера (1798), в которой описывается защитный эффект вакцинации коровьей оспой