Десять вещей, которые я теперь знаю о любви
Шрифт:
— Антон? Нет, не припомню.
Судя по выговору, она из Ньюкасла. Как же она оказалась тут?
— Он поляк, — говорю я. — Примерно моего роста, но крупнее, шире меня.
Девушка снова мотает головой.
— Может, спросите у остальных? — Она обводит жестом помещение.
Я перехожу от стола к дивану, потом иду на кухню. Наконец нахожу одного знакомого Антона.
— Я — Охотник. Как крутые сапоги, — гогочет он. — Так, говоришь, Антон? Поляк?
— У него есть дочка.
Охотник хлопает себя по бедру. Грязно-белые
— Да-а, мужик! А девчонка с косичками, да?
— И в голубом платье.
Он бросает на меня резкий взгляд:
— Погоди-ка, а ты, случаем, не педофил?
— Он мой друг. Я хотел попросить его мне помочь.
Охотник кивает и сообщает:
— Мужик получил работу. — Он откидывается на спинку кресла и снова кивает, будто заслужил поздравления. — Дагенхэм. Дома строит. Сказал, копит на билет домой. Хочет уладить что-то со своей мадам.
Охотник трясет головой. Его длинные седые волосы связаны в хвост обрывком веревки.
— И чего они все забивают голову этой брачной ерундой? Не понимаю.
Не знаю, стоит ли ему верить.
— Мужик даже разжился койкой на ночь, — продолжает Охотник. — Временно, типа.
— Откуда ты все это знаешь?
Взгляд с прищуром из-под кустистых бровей.
— Тут говорят: хочешь узнать чего-то — иди к Охотнику.
Он поднимает и опускает плечи.
— Хочешь — верь, хочешь — не верь.
Я киваю. В любом случае, Антона здесь нет.
— Так. — Охотник вылезает из кресла и хлопает меня по плечу. — Давай-ка отведаем изысканных блюд в этом шикарном заведении, а заодно ты мне расскажешь, чем тебе помочь.
На ужин дают тушеные бобы с помидорами и ломтиком белого хлеба. Охотник ест с напускной аккуратностью, после каждой ложки промокая губы бумажным полотенцем.
— Ну? — говорит он. — Валяй. Срази меня.
Я отрываю кусочек хлеба, макаю его в миску и смотрю, как он краснеет.
— Завтра я встречусь со своей дочерью.
— И?
— И… ну… — Я вдруг чувствую, как меня накрывает голубой волной паники. — Да посмотри, в каком я виде!
— Ты отлично выглядишь, Даниэль. И не любитель заложить за воротник. Я же вижу.
— Но я бродяга.
— А… — Охотник берет ложку, — то есть твоя дочка об этом не знает?
Я крошу хлеб в соус.
— Сколько ей лет?
— Двадцать восемь.
Он понимающе кивает:
— И ты давно ее не видел?
— Сложная история.
— Как всегда. Она хоть знает, кто ты?
— Я просто хочу выглядеть прилично. Не хочу все испортить, даже не начав.
— Ясно.
— Я собирался попросить Антона, — смеюсь я. — Собирался попросить его подстричь меня. Узнать, нет ли у него бритвы.
Охотник тоже смеется.
— Просто меня это как-то не слишком заботило раньше, — говорю я, наблюдая за тем, как Охотник доедает ужин. На его правом запястье три ряда светлых деревянных
— А ты мне нравишься, Даниэль, — говорит наконец Охотник, аккуратно кладя ложку поверх миски. — У меня хорошее чувство насчет тебя. Так, что нам нужно? Ножницы. Бритва. Пиджак и немного воска для ботинок. Доедай. Я скоро.
Я ковыряю бобы и смотрю, как Охотник обрабатывает комнату. К тому времени, как я закончил ужинать, он уже успел обзавестись поржавевшей бритвой, расческой, кухонными ножницами, мятой газетой и рулоном бумажных полотенец.
— Босс велит не сорить, — подмигивает он мне, улыбаясь. — Ну что. Ты мне веришь?
— Мы едва знакомы.
— Да разве в этом дело? — Охотник берет ножницы. — Я думаю, укоротим сзади и по бокам. Ты как?
Я вздыхаю.
— Ну что, погнали.
Он отодвигает мой стул от стола, расстилает на полу газеты, накидывает мне на плечи бумажное полотенце. Кто-то приносит из кухни стакан воды. Леди Грейс улыбается мне, покачивая свою коляску. Двое ребят отпускают шуточки про Охотника-педика, а он грозит им ножницами, смеясь.
Плеснув воды мне на волосы, он начинает яростно драть их расческой. Я стараюсь держать голову прямо. Постепенно делать это становится все легче.
— Раньше меня стригла мама, — говорю я.
— Только не надейся, что я уложу тебя в кроватку и почитаю сказку на ночь.
Охотник берется за прядь волос, и я слышу, как ножницы чикают по ней.
— Ты уже делал это раньше? — спрашиваю я.
— Это всего лишь волосы.
— Просто…
— Я знаю.
Теперь он работает быстро. Чувствую, как его пальцы трогают мою голову, шею, чуть заворачивают ухо. Это напоминает мне о маме. Она всегда кашляла, когда нервничала, а я старался не издать ни звука. У нее были тонкие серебристые ножницы. Помню прикосновения холодных лезвий к голове.
Охотник прекращает стрижку и обходит меня кругом:
— Можно было бы пройтись машинкой, но и так сойдет.
Я ощупываю голову рукой. Когда пальцы скользят по стриженым волосам, я понимаю, что давно уже не притрагивался к голове.
— Заглянешь в ванную? Или дождешься, пока я тебя побрею?
— Я могу сам побриться, — отвечаю я.
— Конечно можешь. Но я сейчас в ударе, Даниэль. Так что наслаждайся. Представь, что ты в каком-нибудь роскошном салоне…
Он похлопывает себя по щекам.
— Бритье, увлажнение. Эй, ты только посмотри на эту леди, — ухмыляется он.
Оборачиваюсь и вижу девушку со стойки регистрации. Она держит в руках пену для бритья и одноразовую бритву.
— Мне сказали, у вас завтра важная встреча, — произносит она с улыбкой.
— Это правда.
Охотник подходит к ней, пританцовывая, забирает пену с бритвой.
Он уже нарочно паясничает. Это его звездный час.
— Миска! — кричит он, взмахивая рукой. — Подайте мне миску с теплой водой!