Десятая жертва (сборник)
Шрифт:
– Помните две вещи, – сказал Сачс Сантосу перед его уходом.
– Какие же?
– Не позволяйте федералам заграбастать вас. И не позволяйте себя обобрать.
К несчастью, времени подмазать полицию и Агентство по Борьбе с Наркобизнесом в Нью-Йорке не было. Сантоса это огорчало, но тут уж ничего не поделаешь; договоренности существуют для давних игроков, а новички должны пытать судьбу. Ситуация щепетильная. Сантос понимал, что нью-йоркская полиция любит коррупцию, но любит и скрупулезную эффективность. Заранее не угадаешь, на что именно из двух напорешься.
А Нью-Йорк – город контрастов, и это,
Сам Нью-Йорк – лишь перевалочный пункт. А новая зона распространения наркотиков находится в Европе.
Так что Сантос передал пробный мешочек Пако, верному семейному вассалу. Следующий этап за Пако.
Пако думал обо всем этом, как думал бы любой другой на его месте, шагая по Бродвею с парой килограммов товара в брезентовом мешочке, прижатом к смуглому животу с черной полоской волос посередке, и не обращал особого внимания на происходящее, поскольку окружавший его Нью-Йорк взялся за свое: обычные городские сценки, обычная мелочная возня. Во всяком случае, с виду.
Но минуту спустя Пако пришлось изменить свое мнение. Периферийным зрением, простирающимся гораздо дальше, чем у заурядного цивилизованного человека, его широко расставленные глаза уловили полунамеки, которые он и не думал высматривать. Внимание его привлекло движение, едва уловимо выпавшее из общего ритма, на самом краю поля зрения. Пако пошел в сторону центра, потом свернул на Сорок седьмую улицу, при повороте бросив взгляд в витрину, и увидел тусклое отражение двух мужчин. Буквально излучаемая ими подозрительность и напряженная бдительность недвижных, как у рептилий, близко посаженных глаз – все заявляло о том, что они преследуют Пако.
Глава 12
Хоб открыл глаза. Рядом стоял пожилой светлокожий негр с озабоченным выражением на кротком лице, одетый в аккуратно отглаженные джинсы и голубую рабочую рубашку. Серо-стальные волосы венчиком окружают лысину, на носу очки в металлической оправе, на шее тонкая золотая цепочка с маленькой золотой звездой Давида.
Хоб сел. Очевидно, уснул одетым. В окно струится солнечный свет, так что вряд ли спал так уж долго. Нос по всем статьям, вплоть до запаха, стал похож на гнилую картофелину. Носовые пазухи саднило после битвы, разыгранной на слизистой оболочке распадающимися кристаллическими веществами. В затылке застряла тупая боль, по ощущениям совершенно неотличимая от начальной стадии развития опухоли мозга. В остальном же Хоб чувствовал себя прекрасно.
– Вы кто? – поинтересовался он.
– Я Генри.
– Мы знакомы?
– Навряд ли. Я Генри Смит, уборщик мистера Розена.
– Привет, Генри. Я Хоб Дракониан. Я друг мистера Розена.
– Да, сэр. Я так и подумал, что вы друг.
– Мистер Розен еще не появлялся?
– Его тут не было, когда я пришел, – озадаченно поглядел на него Генри.
– А когда вы его ждете?
– Я вообще его не жду. Мой чек он просто оставляет на холодильнике. Я прихожу каждую субботу. А он когда тут, когда нет.
Суббота? Забавно. Хоб пришел к Максу в пятницу. Должно быть, Генри спутал дни недели.
– По-моему, Генри, сегодня пятница.
– Нет, сэр. Нынче суббота.
– Откуда такая уверенность?
– Потому как перед приходом сюда я каждую субботу хожу в шул, [89]
Хоб принялся шевелить извилинами, но мозг несколько парализовало. Ему было трудно уразуметь даже простейшее утверждение. Вернее, если предположить, что оно простое. Итак, суббота. Значит, он трупом пролежал целых двадцать четыре часа.
89
Синагога (идиш).
Что ж, он просто устал. Эти иудейские разводы выжимают человека, как лимон. Но на самом деле, конечно же, причина заключается в комбинации кокаина и той сиреневой пилюли в золотистую крапинку, подсунутого Келли стомегатонного релаксанта. Если мозг – мышца, то снадобье и вправду сработало.
– Вы что-то нестойкий, – заметил Генри, наблюдая, как Хоб поднимается на ноги. Хоб чувствовал себя, как новорожденный олененок, делающий первый в жизни шаг. А выглядел, как застреленный жираф. Подавшись вперед, Генри поддержал Хоба, чтобы тот не налетел на стену. – Может, принести вам чуток кофею, пока я не ушел?
Хоб чуть не отказался: «Черт, да все в порядке, я могу взять кофе сам, только поверните меня в сторону кухни и малость подтолкните». Но затем девственную целину его рассудка вспахали две мысли. Первая: «Отдам все на свете за чашку кофе, да чтоб ее вложили в мои трясущиеся руки». Вторая: «Как только Генри выйдет из комнаты, я смогу принять пару понюшек и взять себя в руки».
– Спасибо, Генри, если не слишком трудно, я бы с радостью выпил кофе.
Генри сходил в кухоньку и быстро приготовил Хобу чашку растворимого кофе, набрав горячей воды из-под крана. Подождал, пока Хоб отхлебнет, затем спросил:
– Теперь лучше?
– Замечательно, Генри. Мистер Розен не говорил, когда вернется?
– Он никогда мне ничего не говорит, – покачал головой Генри. – Я просто прибираюсь. Еще чего-нибудь?
Хоб покачал головой.
– Тогда я ухожу. До встречи в следующую субботу, если вы еще тут будете.
Как только Генри ушел, Хоб открыл ящик кофейного столика и нашел большой оникс, аккуратно убранный Генри. Кокаин по-прежнему был на камне, равно как бритва и нюхательная трубочка. Должно быть, Генри очень надежный служащий, если каждую субботу убирает подобное зелье и не теряет головы. А может, он просто религиозен.
Но если сегодня суббота…
Придется взглянуть правде в глаза: если этот мужик был в шуле, значит, и вправду суббота.
Тогда куда же подевалась пятница? Если уж на то пошло, в какой день недели состоялся вылет с Ибицы? У кого-то съехала крыша – либо у него, либо у времени. Пожалуй, пока что об этом лучше не думать. День потерялся. Что потеряется в следующий раз? Отделив бритвой две коротких понюшки, Хоб втянул их носом. Кокаин опалил пазухи носа, их передернуло. Затем голова прояснилась. По деснам разлилось приятное онемение зарождающегося перитонита. Тут же стало намного лучше: ни одно средство не может так облегчить последствия злоупотребления кокаином, как сам кокаин. Секунду-другую Хоб боролся с искушением принять еще пару понюшек. И тут зазвонил телефон.