Десятые
Шрифт:
Татьяна кивнула:
– Но. Отметим… Что, – повернулась к дочке, – ты телевизор смотреть хотела. Оль, включи ей.
Ольга отвела Дашу в комнату. Нажала зеленую кнопку на пульте и скорее пошла обратно. Надо было срочно сказать Татьяне…
– Тань, только ты не давай ему распыхаться. Ладно? Если увидишь, что он мне мозги промывает или полезть готов, посылай.
– Понял! За мной не заржавеет.
Уселись на кухне, которая служила вдобавок и гостиной, и столовой, и спальней – до сих пор кровать родительская стоит…
–
– Интересно, – чтоб как-то отреагировать, сказала Ольга, косясь на мобильник. Полтора часа после звонка Виктора проходили.
– Да интересного мало, – досадливо вздохнула Татьяна. – Но я вот подумала – почему у людей не так же. Потоптались и разлетелись.
– Да-а… Нет, погоди. А они что, не парами, что ли, живут? Кажется, у них тоже семьи. Собачатся тоже, наверно, изводят друг друга.
– Ну, не знаю… Но в любом разе с людьми им не сравняться.
– Мам, – позвала Даша, – там кучное.
– Скучное?.. Что ты ей включила? Включи «Карусель», там мультики постоянно.
В телевизоре молодой симпатичный депутат с модной пушистой щетиной говорил уверенно, четко, как офицер перед строем:
– …Это один из важнейших инструментов морального оздоровления нации…
Ольга залюбовалась было на депутата, но спохватилась, стала переключать программы.
– Вот-вот! – остановила девочка. – Это мое!
– «Смешарики». Ну, смотри… Даш, – Ольга решила предупредить, – мы там будем взрослые разговоры разговаривать. Может, и покричим. Ты не пугайся, ладно? Взрослым надо иногда покричать.
– Угу, я знаю.
Татьяна сидела с левого, если смотреть от избной двери, края стола. Справа от нее был громоздкий буфет. Сзади – стена. «Выбрала позицию, – подумала Ольга, – отступать некуда».
– Там этот мохноморденький из Думы опять нотацию про мораль читает, – сказала с шутливой интонацией, чтоб как-нибудь поднять настроение. – Даша не выдержала.
– Хм… Мораль… Вот скажи – сколько цветиков-семицветиков вокруг, а мы всё себе лютиков-звизданутиков находим. Почему так?
– Ну почему – лютиков… Мой Сережка не лютик. – Ольга присела, но на самый край стула, готовая в любой момент вскочить. – Мы с ним так хорошо жили…
– Аха. И чем всё кончилось… Как он вообще? Ты же ездила к нему вроде недавно.
– На краткосрочное, поговорили через стекло… Нормально. На УДО подали, может, даст бог, через месяц освободят. Хорошо там ведет себя. Было одно взыскание, но закрыл…
– Будем надеяться… А длительных сколько
– Два. Трое суток вместе… Но тоже – и там придумали, чтобы мучиться. Он ведь курит, а там нельзя теперь. Просят курилку хоть какую оборудовать – администрация против. Как это – трое суток терпеть?
– Зона – не курорт.
– Эт то-очно, – вздохом согласилась Ольга.
– Ты только, – голос Татьяны стал тихим, будто в кухне еще кто-то был, – как он выйдет – паси его. Столько случаев, что выходят и решают наверстать, и снова в тюрьму.
– В каком смысле?
– Ну, заработать скорей, как бы вину свою загладить.
– А, ну да… И свёкры про это говорили. Говорят: из дому не выпустим. Он ведь у них один… Они вообще хорошо помогают, поддерживают. Когда я к Сереже еду, за хозяйством следят, насос тут сломался в том году, огород стал гореть, так купили «Каму» новую. Спасибо им.
– Ну да, ну да, – как-то рассеянно отозвалась Татьяна. – А больница как? Слышала, ремонт мощный идет.
– Начался. Всё кувырком. Не знаю, лучше будет, хуже. Оборудование завезли, в подвале пока стоит запечатанное… Одно пока хорошо – старики помирать перестали… Нет, бывает, конечно, но не как раньше. Помнишь ведь, года три назад – один за одним. Привозят хоть с сердцем, хоть с чем, и – бац: тромб оборвался, тромб оборвался. Будто нарочно… А тут парень поступил, – Ольга вспомнила и передернулась, – живого места нет. Представь, сплошное месиво. Как кожу содрали с живого.
– А что случилось? – без особой охоты спросила Татьяна.
– Да на мотоцикле разбился. Жара же, ехал в шортах, майке. Ну и влетел… Голова целая, в шлеме хоть был, а остальное… Хирург говорит: обрабатывайте, а как его обрабатывать – не знаешь, как подступиться…
Залился Тузик, и Ольга вскочила, шагнула к двери.
– Куда?! – оглушительный шепот Татьяны. – Сядь! Сядь, сказала!
Ольга послушно шлепнулась обратно. Вперилась в дверь. Может, все-таки не Виктор…
Шаги в сенках. Секунда, другая тишины. Стук в косяк – дверь снаружи обита для тепла клеенкой с ватой… «Не ломится сразу», – про себя отметила Ольга и вслух сказала:
– Да!
Вошел Виктор. Частями так: сначала голова, потом одна нога, потом туловище, потом другая нога… В правой руке хрустящий пакет.
– Здравствуй, – сказал душевно, с виноватой улыбкой, но заметил Татьяну, и лицо сразу сделалось жестким.
– Здравствуй, – бесцветно ответила Ольга; сесть не предложила, ничего к приветствию не добавила – любое слово могло стать поводом для начала мучительного разговора.
Бросила взгляд на Татьяну. Та, нахмурившись, следила за Виктором… Они были знакомы через Ольгу; Татьяна сперва даже кокетничала с ним, проявляла интерес, но потом, заразившись, видимо, Ольгиной антипатией, стала воспринимать Виктора как врага. Виктор косился на Татьяну тоже как на противника, помеху.