Десятые
Шрифт:
Назаров шагнул к ним:
– Номерок, пожалуйста.
Тот взглянул на него с ненавистью. С такой презрительной ненавистью. Вот, типа, мешающее ничтожество. Но взгляд – не слова.
– Ну так как? – пьяный повернул к Айдаз свое растекающееся, с прыгающими скулами, губами лицо. – Вы свободны, что ли? Такая красивая.
– Нет, несвободна, – твердо сказала менеджер. – Несвободна… Мы скоро закрываемся, поэтому одевайтесь, пожалуйста.
– А там сидят еще…
– Их тоже сейчас попросим. Одевайтесь, пора ехать.
–
– Номерок ваш, – мягко напомнил Назаров.
– А?
– Номерок из гардероба…
– А, да, сейчас…
Айдаз кивнула Назарову и, стараясь не стучать каблуками, ушла в зал.
Вместо номерка пьяный вынул смартфон, стал водить пальцем по экранчику. Назаров стоял в шаге от него. Переступал с ноги на ногу.
В смартфоне вместо гудков чисто и красиво зазвучала музыка. Что-то классическое… С минуту человек тупо смотрел на экранчик, а потом перевел взгляд на Назарова.
– И вот слушаю эту херню три часа. Обещала прийти. Главный разговор должен был… А сама… Как ее назвать теперь?
– Да, нехорошо поступила, – осторожно отозвался Назаров.
– Это вообще!.. – сквозь сжатые зубы, страшно, с угрозой произнес человек. – Я бы ее!.. Но ведь, – голос изменился, стал жалобным и слабым, – но – люблю. В этом всё дело… Люблю тварь эту… – Прекратил музыку, сунул смартфон обратно в карман пиджака. – Слушай, я еще хочу выпить. Стопарик.
– Наверно, не стоит. Вам ехать еще.
– Не хочу я никуда ехать. Что мне? Я спать не могу… Всего себя издрочил без нее… Подыхаю… Надо выпить. – И человек резко развернулся, шагнул было в сторону зала, но его повело вбок. Если бы не Назаров, он бы наверняка врезался в искусственную цветущую вишню у входа.
– Я не могу вас пустить, – подводя его к гардеробу, сказал Назаров. – Сами видите, в каком вы состоянии. Одевайтесь, пожалуйста. Номерок не потеряли?
– Чего ей надо? Де… денег? Так я ей всё предлагал. Денег – завались. Деньги идут… И не пью ведь… Сегодня – что не пришла, а так… Ты вот, – человек, после почти падения опьяневший еще сильнее, не сразу нашел глаза Назарова. – Ты вот женат?.. А? Женат?
– Женат, женат, – ответил Назаров со вздохом; вздохнул специально, чтоб показать – жизнь у него, женатого, не малина.
– М-м, молодец. А я – нет. Думал, нашел… Три года она меня… То – да, то – нет… В постели так… прямо рвет всё от страсти, ураган… а потом: не могу, не хочу… И три года такое… Слушай! – Голос человека моментально сделался трезвым. – Слушай, купи стопарь. Я вот тебе пятюндиль, – достал из кармана брюк пачку денег, выудил оранжевую бумажку, – а ты мне стопарь. Сдачу – себе. Пожалуйста… Знаешь, наверно, как это – недопить…
Назаров готов был шибануть кулаком в эту усмехающуюся рожу. Но вместо этого кивнул:
– Давай… Какую пил?
–
Назаров встал так, чтоб оказаться спиной к камере, снимавшей вестибюль, взял деньги.
– Сядь на диван. Я сейчас.
Метнулся к бару. Айдаз и официанток, слава богу, рядом не было. Сказал Ерболу:
– Юр, налей сто граммов «Стандарта». И томатного сока. Водку в стакан…
Азиатское лицо бармена замерло в недоумении.
– Не мне это… Потом объясню. И расплачусь.
Со стаканами в опущенных руках Назаров вернулся в холл. Глаза сами собой вперились в черный глазок камеры. «Ведь предъявят», – решил. И сразу нашел отмазку: воду принес. Посетителю стало плохо, и он, Назаров, принес ему воды. Да и вряд ли сейчас кому-то дело до таких мелочей – через считаные дни этот ресторан исчезнет… И сразу стало легко, руку со стаканом водки поднял смело, подошел к криво сидящему на диване.
– Держи.
Тот уже дремал, и Назарову пришлось слегка попинать его по ботинку.
– А? Чего? – встрепенулся человек. – Что такое?
– Держи водку.
– Принё-ос. – Он принял стакан с тяжело колыхающейся в нем водкой, некоторое время готовился и в несколько натужных глотков выпил эти сто грамм; горло издало рвотные звуки, и Назаров протянул стакан с томатным соком:
– Запей.
Человек запил, отдышался и улыбнулся:
– Нормально… Я тебе пятюндиль дал?
– Да.
– А это всё на три сотни от силы тянет… Кто тебе еще такие чаевые?.. Видишь, как…
– Пора идти. – И Назаров решил припугнуть: – Сейчас менты обход делать будут. Перед закрытием теперь порядок такой. Так что давай.
Ожидал, что человек начнет снова капризничать, но ошибся. Он хоть тяжело, но послушно поднялся, нашел номерок.
– Ничего, – приговаривал, одеваясь, – их на каждом углу миллион… Еще упрашивать будет… Правильно?
Назаров покивал. Помог человеку найти рукав.
– А ты так всю жизнь, что ли? В обслуге.
– В смысле? – Назаров почувствовал давнее чувство ненависти к посетителям; да нет, не давнее, никуда оно не девалось, – просто научился его сдерживать, прятать. А сейчас от одного слова оно вырвалось, освободилось. – В каком смысле – в обслуге?
– Ну, так вот… Нет, ты извини… Но ведь хреновая у тебя работа.
– А что – есть предложения?
Человек вопросительно посмотрел на Назарова, соображая, что он сказал. Сообразил, мотнул головой:
– Нет, друг, нету предложений. Сам на измене… В любой момент в голь свалиться боюсь…
– Ну так гуляй тогда. – И Назаров стал выдавливать человека к выходу.
Открылась дверь, и в ресторан ворвался снежный вихрь. Аж дыхание перехватило.
Человек, подняв высокий, как у шинели, воротник пальто, повернулся к ветру спиной, достал сигареты.