Детектив для уютной осени
Шрифт:
– Я допью чай и схожу к нему. Если он… если он в доме.
– А они тебя не предупреждают, когда перемещаются туда-сюда между мирами и вселенными?
– Вася!
– Плохо, – заключил он. – Девушек у нас в избытке. Ты сама, Кристина, Лючия и Софья. Выбирай на вкус. Из вас пропала пока только одна Кристина, но искать ее мы не должны. Ты так говоришь.
– Не должны, она сама объявится. Но тогда кого искать?..
Они съели и выпили все, что им принесли, Мура натянула теплую длинную кофту с какими-то висюльками и бахромой. Странным образом
– Ты что? – спросила она и вдруг покраснела.
Он подумал, что потусторонние силы, должно быть, читают его мысли, Муре они моментально становятся известны, и покраснел тоже.
– Я совсем не об этом подумал, – пробормотал он в полнейшей растерянности. – Я думал о колебаниях мембраны. Бессель описывал как раз колебания мембраны. Они очень отличаются от колебаний струн.
Во время его речи Мура одобрительно кивала. Конечно, он думал о мембранах, а вовсе не о колебаниях ее бюста!..
– Ты не станешь мазать лицо и рисовать на лбу точку?
– Бинди, – подсказала Мура. – Третий глаз называется «бинди». И гримироваться я не буду.
– Почему? Ты же мне втирала, что без грима никуда не выходишь!..
– Это уже не важно, – загадочно сказала Мура. – Я больше не боюсь.
– Кого ты боялась?
– Канта, – ответила Мура серьезно. – Я не знала, что они все про меня понимают, Вася! Когда он пришел, мне стало так страшно! Я же сразу поняла, что это именно Кант и что он явился, потому что я его звала! Ты даже не можешь себе представить, как это страшно.
– Не могу, – согласился инженер Меркурьев. – Ты мне лучше не рассказывай, я сразу злюсь.
Емельян Иванович жил в круглой башне на третьем этаже, прямо над комнатой Кристины. Чугунная лестница приветственно загудела, когда Василий Васильевич с Мурой стали подниматься.
– Пожалуйте, – откликнулись изнутри после того, как Меркурьев громко и деловито постучал.
Он открыл дверь, пропустил Муру и вошел.
Было совершенно очевидно, что в комнате никто не живет – она оказалась чистой и словно нетронутой. На круглом столе букет астр, рядом с кроватью квадратный восточный коврик, на покрывале ни морщинки. Ни вещей, ни книг, ни проводов, без которых немыслима и невозможна жизнь современного человека.
Собственно, и самого Канта в комнате не было.
Василий Васильевич закрыл глаза и снова открыл.
Опять начинается вся эта мистика, чтоб ей пусто было!.. Ведь кто-то сказал – пожалуйте! Он, Меркурьев, слышал это собственными ушами!.. Он не мог не верить себе и все же не верил, мозг жаждал разумных и правильных объяснений, но их не было, не было!..
– Здравствуйте! – излишне громко поздоровалась Мура. – Можно?
– Искренне рад, – раздалось в ответ, и они посмотрели друг на друга.
Больше смотреть было не на кого.
– Да ну, не может быть, – пробормотал Меркурьев.
Они продолжили оглядываться, и ни один из них не заметил, как в кресле возле холодного камина появился человечек
Только что никого не было, в следующее мгновение появился человек! Он приятно улыбался и потирал маленькие ручки.
– Сегодня прохладно, – благожелательно сообщил он. – Вы не находите, молодые люди? Не желаете сесть?
Мура с решительным и немного испуганным лицом подошла и села напротив Емельяна Ивановича – на самый краешек кресла. Меркурьев остался стоять.
– У вас созрели вопросы ко мне?
– Кто сбросил с маяка человека? – быстро спросил Меркурьев.
– Нет, нет, – перебила Мура. – Совсем не этот вопрос созрел, извините нас!..
Емельян Иванович развел руками.
– Вы разве не поняли? – мягко спросил он. – Я не смог бы вам ответить, даже если бы желал всей душой. Я не знаю.
– Кто вы такой? – продолжал наседать Василий Васильевич. – Откуда вы?
Мура скорчила Меркурьеву зверскую рожу.
– Из Кенигсберга, – откликнулся человек. – Не переживайте, фрейлейн, не стоит. Сложно вместить в разум то, что туда никак не помещается. Все равно что пытаться впихнуть в китайскую шкатулку английский комод!.. Со временем ваш друг сможет уложить новые знания и ощущения в свой разум и даже проанализировать их.
– Вы обо мне говорите? – осведомился Меркурьев.
Емельян Иванович кивнул, приятно улыбаясь.
– А сами вы – Иммануил Кант, профессор Кенигсбергского университета, автор «Критики чистого разума» и основоположник немецкой классической философии?
– В этом нет никаких сомнений.
– Но это невозможно! – крикнул Меркурьев в отчаянии. – Сейчас день, и у меня точно нет галлюцинаций! Галлюцинаций нет, а вы есть! Как это объяснить?!
– Вася, перестань, – возмутилась Мура. – Или подожди меня в коридоре.
– Вы делаете ошибку, пытаясь объяснить все что угодно, стоя на одной-единственной позиции. Это невозможно. Материальный и сиюминутный мир вы рассматриваете с той же стороны, что и мир нематериальный и вечный. Почему? – Емельян Иванович посмотрел на Меркурьева. – Вам не приходит в голову сомневаться в существовании Полинезии, господин инженер?
Тот страшно удивился:
– Нет. А что, должно приходить?
– Вы же не видите Полинезию своими глазами, и все, что вы о ней знаете, сообщено вам посторонними людьми, доверять которым вы не можете, потому что не знаете их. И тем не менее не сомневаетесь, что она существует!
– Да, – согласился Меркурьев, ошарашенный такой примитивной логикой. – Но есть объективные данные – спутников, например.
– Вы видели эти данные самолично? Знаете, кто собирал их и обрабатывал? Вы летали на спутнике?
– Не летал, – признался Меркурьев.
– Но верите, хотя своими глазами не видели, – заключил Кант. – Отчего тогда вы не верите в то, что видите своими глазами?.. Отчего существование Полинезии кажется вам вернее, чем мое?
– Не знаю, – сказал Меркурьев. – В вас я не верю, потому что вас не может быть.