Детектив Франции. Выпуск 1
Шрифт:
С каким облегчением я влепил бы ей пощечину! А Луис продолжал настаивать:
— Почему Консепсьон не должна ехать с нами?
— Потому что мы… мы едем в Линарес…
Но она прервала мои сбивчивые объяснения:
— Я буду тебе очень признательна, Эстебан, если ты позволишь мне самой решать, что делать.
Какая дрянь!
Мы остановились на часок в Альбасете, и я воспользовался случаем, чтобы предупредить Марвина и Рибальту. Я полагал, что чем больше народу соберется вокруг Луиса, тем лучше он будет защищен от всякого рода преступных покушений. Сам я намеревался в день корриды не отходить от матадора
Рибальта и дон Фелипе приехали в отель «Сервантес», где мы остановились, ночью. Рано утром Марвин зашел ко мне в комнату.
— Мне показалось, дон Эстебан, что я вам нужен и вы позвали меня неспроста. Я не ошибся?
— Нисколько, амиго. Луис в смертельной опасности. Помогите мне его защитить.
Детектив закурил и, выпустив через ноздри длинную струю дыма, осведомился:
— Что–нибудь новенькое?
— Еще бы!
Я рассказал ему о письмах и о том, какое вредоносное воздействие они уже оказали на тореро.
— Пакито — тот мальчик, который погиб в Линаресе во время последнего выступления дона Луиса перед отставкой?
— Да.
— Кем он был?
Я рассказал историю Пакито в общих чертах, не упоминая о материнской привязанности Консепсьон, чтобы детектив не мог сделать единственно правильного логического заключения. Рассказ явно показался ему не слишком убедительным.
— Ничего не понимаю… молодой мексиканец, по сути дела, оставшийся без родных… кому могло взбрести в голову мстить за его смерть?
— Понятия не имею. А может, под внешним желанием отомстить скрывается что–то другое?
— Возможно… Но в таком случае зачем понадобилось предупреждать дона Луиса, если этого не сочли нужным делать для Гарсии, Алохи и Ламорильо?
— Не исключено, что из какой–то утонченной жестокости… Луиса достаточно хорошо знают, преступнику, наверное, известна его нервозность, и он наслаждается страданиями жертвы…
— Значит, он видит эти страдания?
— Я уверен, что враг присутствует на выступлениях и что троих тореро убили лишь для того, чтобы вогнать Луиса в панику.
— Может быть, вы правы, но, признаюсь, я ничего не понимаю в этой истории и, если быть до конца откровенным, чувствую, что вы сообщили мне далеко не все… Нет–нет, не спорьте, дон Эстебан. Никакие ваши возражения не поколеблют моей уверенности, так что избавьте себя от лишнего труда. Во всяком случае, я постараюсь помочь вам в надежде, что завтра вечером мы выиграем сражение и, кто знает, возможно, разоблачим виновного.
Я с сомнением покачал головой.
Я быстро оделся и пошел к Луису. Он был один.
— А где Консепсьон?
— Ушла.
— В такое время?
— Она плохо спала и решила немного
Какой смысл отвечать ложью на ложь? Я остался с Луисом, тем более что вскоре появилась его жена. Пока матадор одевался, я караулил у входа в ванную. Консепсьон тут же обратила внимание на мой маневр.
— Опекаешь его, как наседка цыпленка? — иронически заметила она.
Я не ответил, боясь поддаться переполнявшим меня гневу и печали. Жена Луиса подошла ко мне.
— Что с тобой, Эстебанито?
Теперь ей вздумалось пустить в ход чары!
— Оставь меня в покое!
— Разве я перестала быть твоим другом?
Напрасно она настаивала — я и так изо всех сил боролся с собой, чтобы не высказать правду ей в лицо. К счастью, появление Луиса избавило меня от необходимости отвечать. Он уже заканчивал одеваться, когда в дверь неожиданно постучали. Слуга принес на подносе письмо.
— Для сеньора Вальдереса. Только что принесли.
Получив чаевые, парнишка исчез. Луис распечатал конверт.
«Готовься предстать перед Господом, Луис Вальдерес, ибо бык убьет тебя завтра».
Еще ни разу в жизни я не слышал, чтобы Луис позволил себе такие крепкие выражения. Консепсьон осенила себя крестным знамением. Перед боем вести себя так нельзя. Это значит призывать дьявола и искушать Небо. Я поспешил к телефону и позвонил дежурному. Оказалось, что письмо принес мальчишка из тех, что вечно крутятся на улице. Ни найти, ни тем более опознать его было невозможно. Положив трубку, я вспомнил об утренней прогулке Консепсьон. Наверняка, она выбрала мальчишку в каком–нибудь удаленном от нашей гостиницы квартале, дала ему несколько песет и попросила принести письмо в определенное время. Разоблачение, может быть, спасло бы Луиса от смерти, но навсегда сломило бы его. Какой мужчина не утратит вкус к жизни, узнав, что его жена — преступница и жаждет его убить? Однако я твердо решил все рассказать после корриды — и в том случае, если Бог не допустит трагической развязки, и, тем более, если дело кончится плохо.
Весь день Луис почти не выходил из комнаты. Ближе к вечеру зашел Рибальта. Заметив состояние тореро, он не стал скрывать от меня своей тревоги. В это же время приехали и прочие члены куадрильи.
На следующий день я заставил Луиса до полудня пролежать в постели, а сам, сидя рядом, читал. За все это время Вальдерес ни разу не открыл рта. Страх продолжать делать свое дело. До завтрака тореро даже не дотронулся, а когда пришло время одеваться, я заметил, что по лицу его текут струйки пота. Одеть Луиса мне удалось лишь с величайшим трудом — так резки, почти судорожны стали его движения. При этом, не желая признаться себе в этом, матадор накинулся на меня:
— Да будь же немного повнимательнее, Эстебан! Что с тобой сегодня?
Я воздержался от ответа. Обычно он просил стянуть пояс как можно туже, поскольку любил чувствовать себя подтянутым, но тут впервые потребовал обратного.
— Не сжимай так сильно! Ты что, хочешь, чтобы я задохнулся?
Я понимал, что ему трудно дышать. Предстоящее выступление с минуты на минуту рисовалось ему все мрачнее. Уже одетый, Луис сел в кресло и попросил сигарету.
— Послушай, Луис, ты же знаешь, что перед боем лучше не…