Детектив Франции. Выпуск 7 (сборник)

Виан Борис

Понятно, зачем понадобилась дрессированная собака: вооруженные грабители вряд ли смогли бы захватить грузовик без жертв, в то время как маленький песик у нормальных людей с нападением никак не ассоциируется. Да-а, ребятам повезло. Надо же, умудрились придавить псину, не задев детонатора!

— Мы выяснили, кто знает о времени выезда, — говорю я. — А кто его определяет? Вы или банк?

— Банк.

— Как они сообщают об этом вам?

— Депешей.

— Кто, кроме вас, имеет возможность ее прочитать?

—

Никто.

— Вы уверены?

— Абсолютно.

— Предположим. А что вы делаете, прочитав депешу? Уничтожаете ее?

— Боже мой, нет, конечно. Секретарша кладет ее в специальную папку, а папку я запираю в сейф.

Он подходит к сейфу, отпирает его, достает папку и протягивает мне. Я тихонько отталкиваю ее, не открывая.

— К сейфу имеет кто-нибудь доступ, кроме вас?

— Нет, — уверяет он. — Тут кодовый замок, и комбинацию, кроме меня, никто не знает. К тому же, вы можете счесть это мальчишеством, но я ее все время меняю. Например, вчера была «Жермена». А сегодня уже «Марселла».

Я внимательно смотрю на мальчишечку. Да, похоже, этот тип не прочь позабавиться с девочками. Произнося женские имена, он вновь обретает цвет свежесваренного рака, слюнявая нижняя губа оттопыривается, а глазки будто подергиваются салом. Ох, доведет его эта невинная слабость до апоплексии!

— Ну хорошо, — вздыхаю я. — Спасибо за помощь, господин директор. И настоятельно прошу вас о моем визите никому не говорить.

— Можете рассчитывать на меня.

— Хочу, чтобы вы поняли, — настаиваю я. — Если я говорю — никому, это значит — никому. Без исключений.

Проникновенно смотрю ему в глаза. Багроветь ему уже некуда, и он от возмущения начинает буквально раздуваться. Поняв, что еще минута — и он попросту лопнет, я встаю, отвешиваю поклон и иду к двери.

— Ваше молчание особенно важно, потому что дело очень серьезное, — бросаю я на прощание. — Не говоря о нескольких миллионах, потерянных государством, в нем уже по меньшей мере пять трупов. Я бы не хотел, чтобы вы стали шестым.

Глава 12

Погода становится все лучше. Уже из-за одного только этого великолепного солнца Дюбону стоило заставить меня сыграть роль больного. Да уж, парень он не промах. Это же надо — суметь устроить приятелю натуральный аппендицит только для того, чтобы дать ему возможность продлить свой отпуск! До сих пор я полагал, что такое встречается лишь в книгах, да и то — только в моих. Что, конечно, в немалой степени повышает их тиражи.

Вдыхаю полной грудью. Ничего не скажешь, этот воздух стоит того, чтобы им дышать. Медленно, торжественным шагом, как гладиатор-победитель, пересекаю обширный фабричный двор. Безрукий сторож торопится мне навстречу. Ради меня он пригладил усы и поправил козырек фуражки.

— Позвольте доложить, господин комиссар, — говорит

он, — что раньше я был жандармом.

Сдерживая нарождающуюся веселость, уверяю его, что я так и думал — видна хорошая наследственность. Взгляд его становится влажным; возможно, и не только взгляд.

— Двадцать лет беспорочной службы, — рапортует он и принимается рассказывать о себе. Сначала он служил в Юра. Его шеф принуждал мальчишек-пастухов к содомскому греху, и он на него донес.

— А что бы вы сделали на моем месте, господин комиссар? — вопрошает он. — Тем более что сам-то я педиком не был…

— Еще бы.

Потом он излагает историю с мотоциклом, из-за которого лишился руки, и переходит к здоровью своей благоверной. Но тут я его прерываю:

— Вы прожили достойную жизнь, посвященную стране и долгу, — добродетелям, которые являются лучшим украшением французской нации. Эхо «Марсельезы» звучит в вашем сердце. Кстати, — добавляю я менее торжественно, но более интимно, — где живет секретарша вашего директора?

— Над булочной «Бишоне».

— Я вами доволен, — заявляю я самым прочувствованным тоном, на который способен, возложив ему руку на плечо.

Он вытягивается в струнку, пожирая глазами мою удаляющуюся спину.

«Бишоне и наследник», — гласит надпись на вывеске булочной, выполненная классическим античным шрифтом. Рядом с магазином — дверь, ведущая в жилую часть дома. Вхожу. Передо мной — лестница, ведущая на второй этаж, но тут я спохватываюсь, что не знаю имени девицы. Можете считать меня круглым дураком, но эту маленькую подробность я совершенно выпустил из вида.

Даю задний ход и захожу в булочную.

— Здравствуйте, мадам, — вежливо приветствую я гору мяса, восседающую на табурете за мраморным прилавком.

Мадам поднимает на меня коровьи глаза. Судя по всему, она слишком много глядела на проходящие поезда, отчего у нее развился острый конъюнктивит. Губы ее украшают толстые усы, а подбородок обрамляет небольшая бородка. На вид она столь же индифферентна, как пакет сушек.

— А, — равнодушно отзывается она.

— Давно здесь живете? — осведомляюсь я.

— Сколько человек живет в доме? — настаиваю я.

— Огюст и Фернан, — говорит она и скромно добавляет: — А еще я.

Огюст и Фернан меня не интересуют.

— А кто снимает в доме квартиры?

— Я, Огюст и Фернан, — повторяет она менее скромно, но столь же терпеливо.

— Это понятно. А кто еще?

— На втором этаже больше никого.

Меня охватывает непреодолимое желание засунуть каравай хлеба ей в глотку, а второй — куда-нибудь еще, но я вспоминаю, что Сан-Антонио — прежде всего джентльмен. А джентльмен должен вести себя с дамами как светский человек. Стискиваю кулаки, чтобы избежать искушения сомкнуть пальцы на ее шее, и самым елейным тоном спрашиваю: