Детектив на исходе века (Российский триллер. Игры капризной дамы)
Шрифт:
— А где материалы за прошлый год?
— А все здесь, — махнул рукой Банькин, — и за прошлый, и за все предыдущие. Вы, если хотите, смотрите сами, мне, к сожалению, бежать надо.
К вечеру Кроев, перебрав полшкафа документов, нашел нужный акт, но не обрадовался ему: так как поиск акта среди «несистематизированной отчетности» Банькина вымотал его, а сам акт вернул следователя к исходному рубежу расследования.
Весь следующий рабочий день Кроев что-то писал, а затем печатал двумя пальцами в своем кабинете. К вечеру он зашел к шефу с материалами
— Все, — сказал он с порога, — закончил.
— Вот и отлично, — ответил шеф, — но когда же вы успели выполнить двести первую?
— Я ее не выполнял.
— Как, — удивился шеф и притянул к себе дело и постановление.
Мазюк внимательно прочитал постановление и спросил: «Что это?»
— Постановление о прекращении дела за недоказанностью вины обвиняемого.
— Вот это новости, — заволновался прокурор, — но тут же взял себя в руки и ледяным голосом закончил, — зачем это?
— У меня рука не поднимается отдать под суд человека, вина которого стопроцентно не доказана.
— Почему вы так считаете? — сорвался на фальцет шеф.
— Вчера я изъял акт о проверке электропроводки в сгоревшем коровнике.
— Все понятно. Дата акта?
— 27 августа прошлого года.
— 27 августа, а пожар был в марте. За это время проводка тысячу раз могла испортиться. Скачок напряжения, короткое замыкание, и пожар.
— Маловероятно. Проводка других коровников намного древнее, но она от скачка напряжения не загорелась. Да и потом мы же привлекаем человека к ответственности за халатность не вообще, а за конкретное ненадлежащее выполнение своих обязанностей.
— Александр Петрович, что вы хотите? В работе следователя не бывает так, чтобы все кубики лежали на своих полочках, потому что кубики, из которых мы собираем обвинение — бесплотны. Я считаю, что в деле доказано все. Да и что вы так беспокоитесь. Кравченко халатно относился к своим обязанностям? Да. Пожар возник? Да. Вы за него не беспокойтесь. Он не вор, не убийца — он должностное лицо. Клягин ему прекрасную характеристику даст, а суд — исправ-работы, и этим дело закончится. А в противном случае, вы, как следователь, выглядите не очень хорошо. Прекращение дела за недоказанностью снижает показатели вашей работы.
— Да черт с ними, показателями.
— Хорошо, пусть «черт с ними», но ваши показатели — это показатели районной прокуратуры, а мы боремся за показатели.
— Я считаю, что в данном случае мы боремся с преступностью.
— Не ловите меня на слове, — вспылил прокурор, — я это и имел в виду.
— Владимир Юрьевич, — ответил следователь, — если вы против, отменяйте постановление и передавайте дело другому следователю. Я своего решения не изменю.
— Ну, ладно, — сказал прокурор, — мы оба погорячились и должны успокоиться. Идите.
Два дня прокурор и следователь не общались друг с другом и даже не здоровались по утрам, к удивлению Тамары и Василича.
Мазюк был возмущен поступком Кроева. Что позволяет себе этот недавний студент? Сам Мазюк, будучи
Шефа бесило упорство Кроева.
«Трудно тебе в жизни придется, — злорадствовал он, — ох, как трудно. Не таких как ты укатывали служебные горки. Так и остаются они — грамотные, принципиальные, имеющие свою точку зрения, на должностях следователей, пропуская вперед более гибких коллег, умеющих не столько работать, сколько ладить с начальством».
Однако рассуждая так, Мазюк до конца не верил в твердость позиции Кроева: молод еще, зелен, поломается немного, поиграет в принципиальность и признает «аргументы» начальства.
На третий день прокурор вызвал следователя к себе и задорно поинтересовался:
— Как, не изменили своего мнения?
— Нет, — ответил Кроев.
— Хвалю, — коротко отреагировал шеф, — молодец, вот из таких вырастают настоящие следователи. Сам таким был. Как другие дела?
Кроев, которого конфликт с прокурором очень угнетал, поразился такой перемене. Он был настроен на новый спор и потому смешался и покраснел как человек, которого вызвали для разноса и вдруг — наградили.
Это не ускользнуло от шефа. Он самодовольно похлопал коллегу по плечу.
— Я вот что думаю, — сказал шеф, — дел у тебя в производстве немного… в период распутицы у нас вообще затишье: приезжих мало, а местные беспокойств по нашей подследственности не причиняют, идите в отпуск, отдохните от нашей грязи, а там снова за работу. Как?
— Согласен.
Закрывшись в своем кабинете. Кроев, сняв очки, станцевал что-то среднее между барыней и лезгинкой: шеф признал его правоту.
Был доволен и шеф: лучшего выхода из сложившейся ситуации нельзя было придумать. Будь у Мазюка десяток следователей, он бы довел дело до конца, и Кроеву пришлось бы туго. Но конфликтовать в коллективе, где два работника, причем, один шеф, а другой — подчиненный, тяжело и прокурор пошел на компромисс.
Таким образом мир на маленьком следственном корабле был восстановлен. Так, во всяком случае, казалось «усмиренной команде», а опытный и закаленный в плаваниях по житейским морям «капитан» смотрел на вещи более трезво, понимая, что это только перемирие.
Весна выдалась затяжной, только в конце мая зазеленел лес, и в воздухе запахло клейким молодым листом.
Летели дни. Кроев готовился ехать в свой первый в жизни отпуск: заканчивал дела, собирал вещи.
В суматохе черкнул пару строк Чубарю. Целью послания было уведомление друга о собственном приезде, однако попутно Кроев не утерпел и сообщил другу о своем житье в глухомани, о шефе и, конечно, о таком серьезном деле, как пожар в коровнике. Правда, здесь Кроев погрешил против истины, и коровник стал известен Чубарю под таинственным названием объект.