Детектив

Хейли Артур

Глава 13

Элрою Дойлу предъявили обвинение в предумышленном убийстве Кингсли и Нелли Темпоунов и поместили в тюрьму округа Дейд. В соответствии с законом, в соседнем с тюрьмой здании окружного суда была проведена краткая встреча обвинения с защитой по поводу меры пресечения. Никаких заявлений со стороны Дойла здесь не требовалось; он должен был либо признать свою вину, либо объявить о своей невиновности на предварительном слушании две-три недели спустя. Во время встречи адвокат чисто формально обратился с просьбой

выпустить обвиняемого под залог, которая так же формально была сразу отклонена.

Дойла эта процедура интересовала мало. Он отказался от переговоров со своим защитником и откровенно зевал в лицо судье. Однако, когда пришло время вывести Дойла из зала заседаний и судебный пристав ухватил его за запястье. Дойл с такой силой врезал ему в живот, что несчастный сложился пополам. В ту же секунду на подсудимого навалились двое других приставов и тюремный надзиратель. Они опрокинули его на пол, стянули цепями и выволокли из зала. В помещении для содержания подсудимых они продолжали молотить Дойла кулаками, пока не привели его в полную покорность.

С этого момента официально рассмотрение дела перешло под контроль прокуратуры штата, но эксперты-криминалисты и детективы из отдела по расследованию убийств все еще продолжали сбор улик.

Орудие убийства — бови-нож, который держал Дойл во время задержания, был от кончика лезвия до рукоятки покрыт кровью обеих жертв. Более того, Сандра Санчес могла под присягой показать, что именно этим ножом, судя по характеру зазубрин и царапин на лезвии, были причинены смертельные раны Кингсли и Нелли Темпоун.

Вместе с тем Санчес настаивала, что не это орудие было пущено в ход при убийстве Фростов, Урбино и Эрнстов. Детальное описание ран, нанесенных жертвам убийств в Клиэруотере и Форт-Лодердейле, пока не поступило, чтобы дать материал для сравнения.

— Это ни в коем случае не означает, что Дойл не совершал этих убийств, — признала судебный медик в частных разговорах с детективами. — Напротив, если принять во внимание манеру нанесения ножевых ударов, я склонна думать, что убийца именно он. Вероятно, он купил несколько одинаковых ножей, и вы их найдете при обыске.

Но, к глубокому разочарованию детективов и представителей прокуратуры, которые надеялись обнаружить при обыске свидетельства причастности Дойла к совершенным прежде убийствам, ни ножей, ни других улик среди его скудных пожитков отыскать не удалось.

Зато в уликах по делу Темпоунов недостатка не ощущалось. Кровь на одежде и перчатках Дойла была, вне всякого сомнения, кровью погибшей супружеской пары. Он успел изрядно наследить на месте преступления своими кроссовками. Но важнее всего были показания двенадцатилетнего Айвена Темпоуна. Оправившись от потрясения, мальчик стал достоверным и убедительным свидетелем. Сначала детективу Диону Джакобо, а затем прокурору штата он спокойно и обстоятельно описал, как через щелку в двери видел Дойла, зверски убивавшего несчастных стариков.

— Даже не припомню, когда еще у меня на руках было столь сильное обвинение, —

заключила прокурор Адель Монтесино, объявив о своем неоднозначном решении привлечь Элроя Дойла лишь по одному из нескольких серийных убийств.

Но если прокуратуре понадобились шесть месяцев для обработки улик и подготовки к судебному процессу, то в полиции штата Майами оценку происшедшему дали значительно быстрее. При наблюдении за Элроем Дойлом был допущен грубый просчет, повлекший за собой смерть супругов Темпоун. Хотя вся правда о событиях того вечера стала известна лишь нескольким высокопоставленным офицерам, детективам отдела по расследованию убийств строго наказали не обсуждать этого дела ни с кем, включая собственные семьи, не говоря уже о прессе.

Несколько дней после убийства Темпоунов полицейское начальство, затаив дыхание, ожидало, что какой-нибудь проницательный репортер сумеет заглянуть в подоплеку события, внешние обстоятельства которого были драматичны сами по себе. Проблема могла только усугубиться от того, что Темпоуны были чернокожими. Само собой, ошибка группы наблюдения не носила расового характера, и жертвами вполне могли оказаться белые, но все же подобной ситуацией охотно воспользовались бы активисты движения за права негритянского населения, всегда готовые настраивать друг против друга людей с разным цветом кожи.

Однако непостижимым образом худшего не случилось, информационная плотина не прорвалась. Репортеры, которые, естественно, уделили много внимания ужасному преступлению, акцентировали внимание, в основном, на том факте, что в итоге удалось арестовать серийного убийцу. Помогло и то, что пресса сразу же сделала национальным героем малолетнего Айвена Темпоуна, который, как изложил один из журналистов, “нашел в себе мужество вызвать полицию, рискуя был” услышанным преступником и тоже пасть от его руки”.

Ни на что другое не нашлось уже ни эфирного времени, ни газетных колонок.

Между тем в полицейском управлении тихо, закулисно обсуждали, как наказать тех, кто допустил “убийство, которого могло не быть”. Поскольку тема дискуссии потенциально была опасна для имиджа правоохранительных органов, обсуждение велось за закрытыми дверями кабинета самого начальника полиции Майами. Последнее слово оставили за майором Марком Фигерасом, командиром всех следственных подразделений, который недвусмысленно обрисовал свои намерения:

— Я хочу знать абсолютно все, до самой последней детали.

Лео Ньюболд всерьез воспринял слова начальника и провел длительный допрос Малколма — Эйнсли и Дана Загаки, который записывался на магнитную ленту.

Эйнсли рассказал правду о поведении Загаки, но винил только себя: он не должен был отменять своего первоначального решения и допускать молодого детектива к работе в спецподразделении.

— Я совершил ошибку, — сказал он Ньюболду, — и должен понести наказание, которое заранее признаю справедливым.