Дети Афродиты
Шрифт:
– А почему ты отцу не сказал, что мама у тебя прячется? Ты же знал, как он ее ищет! – отчаянным фальцетом проговорил Генка, дернул кадыком, сглотнул тяжело. И добавил тихо: – Ты же брат ему был…
– Не знаю, Генка, – устало вздохнул дядя Митя, – тут, вишь ли, дело такое… Любил я ее, понимаешь? Как бабу любил.
– Что?! Что ты сказал?
– Да не суди меня, Генка, не суди! Я ж потом, позже, и батьке твоему в этом повинился! Мы даже подрались, помню… А только и мне эта окаянная любовь счастья не принесла. Видать, баба такая, на несчастье заговоренная,
– Ладно, дядь Мить… Что дальше-то было?
– А что дальше? Ничего дальше. Пожила она у меня в схороне полгода и исчезла в одночасье. Я потом тоже ее искал, как и Васька… Долго искал. Одно время даже на след напал – ребята знакомые сказали, что видели, мол, Васькину жену в Отрадном. Хорошо одетую, в богатой машине. Я думаю, что этот, который казначей, после тюрьмы с ней гулеванил. Или сам ее нашел, или она устала прятаться да бояться, сама к нему пришла. Помню, я махнул в Отрадное, хотел своими глазами увидеть… Нет, не было там ее. Да, я долго ее искал… Не мог не искать, хоть и шибко опасливо было. Прикипел, хоть режь меня. Когда с такой бабой постель делишь, прикипаешь всем нутром…
Генка вдруг вскочил с места, опрокинув на землю плошку с квашеной капустой. Сжимая кулаки, просипел глухо:
– Да ты… Не смей про маму, слышишь? Заткнись лучше, дядь Мить!
– Господи, Генк… – отпрянул от него дядя Митя, интуитивно прикрывшись ладонями. – Чего меня пугаешь-то? Сам же просил, чтоб я все рассказал… Нет, а ты как думал, а? Уж не вьюноша вроде, взрослый мужик! Быть в одном дому с бабой, к которой сердцем присох, да не жить с ней? Ей двадцать пять, мне тридцать пять? Что я, на евнуха похож? Или на этого… На пидораса?
Генка вдруг побледнел, осунулся, разжал кулаки. Обернувшись к Ольге, скомандовал грубо:
– Ладно, вставай, пойдем отсюда…
– Куда? – спросила автоматически, поднимаясь со скамьи. Хотя и без того понятно было – куда. Родственная беседа на этом закончилась.
Генка развернулся, быстро пошагал к выходу со двора, она потрусила за ним, пытаясь догнать. Сзади было слышно сиплое астматическое дыхание дяди Мити, а через пару секунд, аккурат перед калиткой, их догнал дяди-Митин голос, гневно булькающий в паузах между словами:
– Дурак, Генка! Чего психанул-то, сам не знаешь! Да ты благодари судьбу, что она тебя бросила! И Наталье, мачехе своей, не забудь спасибо сказать, что не отдала тебя мамке-то! Приходила ведь она за тобой, а Наталья, добрая душа, шуганула ее…
Генкина спина дернулась, но рука все же толкнула калитку, выскочил со двора, быстро пошел к машине. И толкнулись вслед последние дяди-Митины фразы:
– Да ежели бы забрала тогда тебя мамка-то, что бы с тобой сталось, дурная башка, сам подумай! Дальше-то уж совсем у Анны вкривь и вкось пошло, я все про нее потом прознал… Не дай тебе бог…
Сели в машину, Генка рванул с места. Машину подбрасывало на колдобинах закоулка, казалось, Генка ничего
– Ген, не обращай внимания. Ну, есть такие люди, согласна, да. Им кажется, что они за правду обеими руками держатся, что лучше плохую правду рубить, чем враньем, как дерьмом, себя обмазывать. Они ж не думают при этом, что своей дурацкой правдой кому-то боль причиняют! Им сама правда важнее, как факт, как принцип… Я и сама такая, Ген. Тоже, бывает, рублю. И тоже не чувствую чужой боли. Ну, природа такая, что нам теперь, окаянным правдорубам, делать? Не обращай внимания.
– Да ну его на фиг… – сквозь зубы проговорил Генка. Было заметно, с каким трудом парень завуалировал этим «на фиг» более крутое словцо, неприемлемое для женского уха.
– Да конечно, на фиг, Ген! Зря ты психанул, правда… Он же сказал, что потом вроде все про нее узнал, что да как… Может, вернемся, все до конца выспросим?
– Нет! Пошел он на фиг!
Генка задышал бурно, с осторожностью повел головой, будто у него сильно затекла шея, потом пробубнил виновато:
– Да, Оль, извини, психанул я… Выходит, зря съездили, даже до конца не дослушали. Но все равно… Зачем, зачем он так? Она же моя мать, как бы там ни было! И твоя тоже! Тебе что, не обидно было за нее?
– Ген, да я же ее не видела никогда… То есть не сформировалось никакой привязки, и мне все равно, в принципе. Ну, хочешь, больше не будем ее искать? Может, нам и не надо ее искать, а? Ну вот что, вернее, кого мы ищем? Не мать, а неуловимая Афродита какая-то! Там появилась, здесь появилась, опять исчезла… И дядя Митя твой сказал, что она якобы за тобой приходила, да мачеха ее прогнала… Точно, не мать, а фантом Афродиты! Вышла из пены морской, со всеми переспала, детей нарожала и исчезла…
– Заткнись, Оль.
– Что?!
– Извини… Ты помолчи пока, ладно? Пока едем, лучше помолчи, вообще ничего не говори. Не могу я сейчас никакую беседу поддерживать. Не обижайся, ладно?
– Ладно…
Так и доехали до города молча. Ольга глядела на мелькающие за окном пейзажи, иногда пропадала в легкой дремоте, удобно примостив затылок в подголовнике. Очередной раз задремав, вдруг резко очнулась – за окном плыла незнакомая улица с частными домами.
– Где это мы, Ген?
– В городе. Приехали уже, просыпайся.
– А что это за улица? С какой стороны ты заехал? Куда мы едем, Ген?
– К тете Наташе. Да вон уже ее дом…
– Вообще-то предупреждать о своих планах надо.
– Извини, Оль. Я как-то не подумал. Да мы ненадолго! Я только у нее спрошу, и все…
Генка остановился у одноэтажного домика, похожего фасадом на пряничную дачу. Но, судя по всему, домик был крепенький, ухоженный. И участок за сеткой-рабицей выглядел ухоженным, с мощенными плиткой дорожками меж цветочных зарослей.