Дети блокады

Сухачев Михаил Павлович

Машина остановилась, и теперь голосов стало слышно значительно больше, но спокойных, мирно-тихих. Кто-то перемахнул через борт и стал сдергивать брезент. Одновременно загрохотали замки заднего борта и вот, словно в театре после поднятия занавеса, открылась совершенно неожиданная сцена, заставившая всех на мгновение умолкнуть.

Среди тюков, плотно прижавшись друг к другу, словно птенцы в гнезде, с широко раскрытыми глазами сидели два мальчика.

– Ба-а! Егоров, ты кого это привез? – произнес высокий сержант, стоящий

в окружении трех красноармейцев.

Тот, кого назвали Егоровым, по всей вероятности шофер машины, появился слева, из-за борта.

– Тю-у! Как вы сюда попали, чертенята? – в свою очередь, удивился он. – А ну, вылезайте! – Он потянул Валерку за ворот ватника.

Витька приглашения ждать не стал и спрыгнул сам.

– Мы к начальнику, то есть к вашему командиру, – неуверенно сказал он.

– К какому начальнику? Вы кто такие? Откуда? – засыпал ребят вопросами Гринько.

– Мы из детдома. Хотели… – начал было Валерка.

Но его перебил старший сержант:

– Из детдома? Ворюги, значит! Понятно, что вы хотели. – Глаза его сделались злыми, он угрожающе двинулся к ребятам с явным намерением схватить их.

Но Валерка, которого до сих пор Егоров держал за ворот, юркнул за спину шофера.

– Мы не ворюги! Нам ничего не надо! – поспешил заверить он.

Но Егоров и сам преградил дорогу старшему сержанту, став так, чтобы тот не мог ринуться и к Витьке.

– Потише, Гринько! Сначала надо разобраться. Отведем их к комбату…

– Чего тут разбираться? Я их брата во как знаю! – Старший сержант провел растопыренными пальцами перед своим лицом. – У меня в Харькове от них спасу нет. Соседи мы по улице, так сад обирают чище саранчи, а то и квартиру, если зазеваешься. Бить их надо! Дай-ка я им покажу, где раки зимуют!

– Не тронь! – угрожающе предупредил Егоров. – Сказал тебе, отведем к командиру.

– Ты кто такой, а? Ты на кого голос повышаешь? – разошелся Гринько. – Я здесь командир, понял? Я! А ну, отойди в сторону!

– Тихо ты! Подумаешь, командир – отставной козы барабанщик! В каптерке у себя командуй! Пошли, – обратился он к ребятам.

Витька и Валерка поспешили впереди Егорова, оглядываясь на Гринько, который вдогонку показал увесистый кулак и ребятам, и Егорову.

– Я сам тоже детдомовский, – сказал Егоров. – Из Ярославля. Были и у нас воры, правда, мы их сами отучили. Да их, недетдомовских-то воров, больше. Ну а вы по какому делу?

Витька почувствовал доброжелательность Егорова и решил рассказать. Но задумался, с чего бы начать, а Егоров истолковал это совсем иначе:

– Ну, коли тайна, так не надо. Командиру батальона и расскажете. Да вот мы и пришли, – остановился он перед спуском в землянку, – обождите.

Ребята оглянулись. Вокруг ничего не напоминало фронт: не видно было ни пушек, ни траншей, ни даже проволочных заграждений. Красноармейцы попадались редко и с винтовками за плечами. Правда, стрельба

раздавалась, но где-то далеко.

– Чудно! Какой же это фронт? – удивился Валерка. – В атаку не ходят, «ура» не кричат.

Виктор и сам ничего не понимал.

– Проходите, ребята, – приоткрыл дверь Егоров.

Они несмело перешагнули порог и очутились в небольшой землянке, стены и потолок которой были обшиты горбылем [27] , едва сдерживающим напор осыпающейся земли.

Вокруг дощатого стола к вкопанным кольям были прибиты доски, служащие скамейками. Почти треть землянки занимала железная бочка, приспособленная под печь, от которой исходил жар. Было душно, сыро и пахло прелой осиной. Свет от единственного маленького окна, расположенного на уровне земли, едва освещал на столе карту и телефонный аппарат в деревянном ящике.

27

Г о р б ы л ь – крайняя доска при продольной распилке бревна.

За столом сидели трое военных в расстегнутых гимнастерках и без ремней. Все глянули на ребят.

– Здрассьте, – сказал Виктор, сдернув с головы кепку.

– Здрассьте, – точно так же, с присвистом, ответил с улыбкой один из сидящих. – С чем пожаловали?

Витька решил, что это не комбат, потому что он был меньше всех ростом и очень худой.

– А кто командир-то? – решил уточнить он.

– Ну, допустим, я, – доброжелательно ответил мужчина. – Так что вас привело сюда?

– Мы с Валеркой хотели попасть на фронт.

И, словно боясь, что его перебьют и последует немедленный отказ, Витька стал быстро говорить все, что могло хоть как-то оказаться убедительным.

– У нас нет родителей, то есть они погибли. Мы хотим отомстить за них фашистам. Я и Валерка были бойцами отряда самообороны, много погасили «зажигалок», спасали и откапывали людей, умеем обращаться с оружием, знаем винтовку. У нас есть дома немецкий пулемет. Ни я, ни Валерка не боимся бомбежек и обстрелов, даже если снаряды рвутся рядом. У меня есть настоящий бинокль. Валерка мог бы быть связным, разведчиком, носить патроны…

– А ты? – перебил его военный.

– Что я? – остановился Витька.

– Ты кем можешь быть?

– Я хочу стать танкистом. Но если это нельзя, согласен кем угодно: могу варить кашу, стирать, носить еду красноармейцам или письма. Только возьмите нас, а?! – Последние слова Витька говорил уже с надрывом, едва не плача. – Ведь есть же на фронте такие же ребята, как мы. Вот. – Он быстро выдернул из сумки тетрадь и положил на стол вырезки. – Вот сын полка Саша Бородулин. Он даже с автоматом сфотографирован. Значит, воюет. Ну чем мы с Валеркой хуже? – Витька замолк: выдохся. Но все, что мог, и все, что надо, сказал.