Дети Деточкина, или Заговор бывших мужей
Шрифт:
С каждой минутой своего рассказа Ожигов становился мне все более симпатичен. Кто б мог подумать, что финансового воротилу могут интересовать судьбы и пейзажи?
– А главное, кучу денег заработали.
Ожигов сделал паузу и оценивающе глянул на меня – видимо, я слушала с достаточной степенью заинтересованности. Бизнесмен хитро усмехнулся и продолжал:
– Приходим мы, например, к председателю колхоза какой-нибудь богом забытой деревеньки, представляемся, как положено: «Ожигов Павел». – Для наглядности бизнесмен вскочил, вытянулся по стойке смирно и принялся рапортовать: – «Активист, комсомолец, спортсмен, а главное – вольный художник». Все
После столь лихой церемонии представления мы переходили к сути вопроса. А она заключалась в том, что якобы наша комсомольская организация послала двух художников ездить по миру да в глубинках народ агитационными материалами и плакатами по технике безопасности поддерживать. И тут же мы принимались громкими названиями и именами сыпать: «Вот в вашем районном центре в комнате сбора комсомольцев видали транспаранты на стене? Это мы писали. Нас лично товарищ такой-то, председатель тамошний, просил». Надо заметить, такой комнаты в городе вполне могло и не существовать, но наш собеседник, конечно, об этом не догадывался. Фамилия председателя верная, так чего ж сомневаться? Фамилию комсомольского председателя в районном центре каждая собака знала, и любой алкоголик за чекушку был готов продиктовать. Покончив с саморекламой, мы приступали к рекламе правящей партии: «Хотите, мы вам кабинет портретом Ильича украсим? Уже есть? Это плохо. Точнее, хорошо. Что? А „Колхозник! Даешь победу в битве за урожай!“ на входе в сельсовет? А „Пальцами и яйцами в соль не лазить!“ или „Спасибо нашим поварам…“ для столовой? А плакат „Не стой под стрелой“? По новым правилам без такого плаката работать не положено. Вон в соседней деревне, слыхали, сколько голов полетело? Да, за вредительство! А вредительство это и состояло как раз в работе без плакатов по технике безопасности».
Бедный председатель, и так обалдевший, оттого что к нему в глухомань дремучую вдруг художники пожаловали, просто шелковым становился. В общем, оформляем заказ по всем правилам, наметанной рукой малюем, берем денежки да сваливаем. Солидные деньги, между прочим, таким образом зарабатывались. И вполне честным способом. Сечешь?
Я не секла, потому как при подобных сравнениях необходимо было учитывать еще и тот факт, что раньше люди государственными деньгами распоряжались, а теперь своими кровными. Но спорить с эмоциональным рассказчиком не хотелось.
– В общем, да, – ответила я. – А дальше?
– Что дальше?
– Позже вы чем занимались?
– Много чем, – суетливо отмахнулся Ожигов. – В перестроечные времена даже спекулянтом был.
– Кто ж им тогда не был? Но, если не хотите, я об этом писать не буду.
– Ой, да пиши на здоровье. Официально там все чисто было. И потом, кто нынче в былых делах рыться будет? Если копнуть, то за каждым вторым нечто подобное числится.
– Но все равно, – наивно улыбнулась я, – такой материал может привлечь нежелательное внимание…
– Я сейчас не боюсь привлекать внимание, – улыбнулся Ожигов. – Ко мне придраться не за что. У меня все законно, все стабильно, все благополучно. Так вот, дай уж дорасскажу. В то время в моду как раз вошли турецкие спортивные костюмы. С полосочками вдоль штанины такие…
– С лампасами?
– Мы с ребятами закупали байковое нижнее белье. Мужское, разумеется. Слегка переделывали покрой, нашивали полоски, красили тканевыми красителями и пристрачивали нарисованную турецкую этикетку.
– Это как? – зачарованно
– Сложная система. Поначалу спичкой или иголкой наносили рисунок. Получалась настоящая турецкая этикетка. Потом уже для этих лейб клише вырезали. В общем, у нас был целый цех по пошиву «фирменной» турецкой продукции.
– А сейчас? Тоже творческий подход в делах применяете?
– Сейчас? Стар я уже азартными играми забавляться. Честным бизнесом надо заниматься. Вот пытаюсь… Благо стартовый капитал позволил свою типографию создать. Тьфу-тьфу, пока не жалуюсь. Дела вроде нормально продвигаются.
Интересно, можно ли из всего мною услышанного сделать вывод о том, что Ожигов – надежный деловой партнер? Ладно, анализировать и давать точные рекомендации заказчику – это уже дело Шурика. С меня и обычного сбора информации достаточно. Кстати, достоверность ее установить тоже будет весьма сложно. Но опять же, все, что могла, я уже совершила. С меня взятки гладки. И так, бедненькая, и сама перенервничала, и тетю Юлю нервничать заставила. Причем не одна, а на пару с каким-то злодеем, который, оказывается, не на Ожигова работал, а, видимо, просто ко мне личный антагонизм испытывал и мне работу из вредности портил. Ох, волновал меня этот «некто». Впрочем, сейчас надо было думать совсем о другом.
– Послушайте, – я решилась задать довольно нелепый вопрос: – Если вы ничего не боитесь, то зачем же вам нужна столь серьезная защита? Телохранители, видеокамеры у офиса…
– А как иначе? Если сам себя от всякой шпаны не защитишь, так никто не защитит. У меня офис три раза грабили. А теперь вот, сволочи, машину угнали. Я к своей тойоте как к живому существу привязан был. Уроды! Поймаю этих «Деточкиных» – им мало не покажется.
Я подумала, что вполне понимаю Ожигова. Если он к своей машине относился так же, как я к форду, то такая его утрата могла вызвать у меня лишь сострадание. Я тут же выразила Ожигову искренние соболезнования. Минут пять мы поговорили о степени привязанности людей к машинам и машин к людям.
– Эти «Дети Деточкина», кстати, самозванцы! Об этом тоже обязательно напиши.
– Почему самозванцы? – удивилась я. – То есть я понимаю, конечно, что у настоящего Деточкина, может, и не было детей, но…
– Не в этом дело. Они, свиньи, подделываются под одну давно распавшуюся организацию. Еще во времена Союза, в восьмидесятых годах, существовала диссидентская группа, угонявшая машины из идейных побуждений. Между собой они в шутку называли себя детьми Деточкина. Всесоюзного, между прочим, масштаба была компания. Городов двадцать, географически разрозненных, точно охватывала. И действовала она в конечном счете во имя справедливости. У партийных гнид, которые только штаны в кабинетах просиживали и народу жить не давали, незаконно нажитое имущество отбирали. Материальную помощь детдомам и малообеспеченным оказывали.
– Не знала, что такое было. И в нашем городе?
– В нашем – главным образом.
– Не верится как-то, – пожала я плечами. – Наверняка себе все оставляли, прикрываясь только детдомами. И потом, кто позволил им судить, имеет ли эта самая партийная шишка право на материальные блага или не имеет?
– Нет! – Ожигов возмущенно подскочил. – Вы, молодежь, просто испорчены новым временем! Мы в вашем возрасте реально верили в идеи. Ни о какой корысти и речи быть не могло! А партийные шишки? – Ожигов побагровел. – Ты даже представить себе не можешь, девочка, сколько судеб сгубили эти скоты. Мы знали и мстили. И справедливость была на нашей стороне!