Дети драконов
Шрифт:
Впрочем... это были такие мелочи по сравнению с настоящими тревогами, которые не оставляли ее ни днем, ни ночью.
Красную ведьму так и не нашли.
Равно, как и ее пособников, кем бы они ни были.
След парусной лодчонки потерялся, а вместе с ним – и возможность узнать побольше о врагах. Допросить же взятых в плен «пиратов» так и не удалось: за день до прибытия в Золотую они все перемерли один за другим, и ни одному из дворцовых лекарей, включая знатока ядов, не удалось установить истинную причину. Фарр, Лиан и Дани тоже оказались бессильны. И даже Патрик, который срочным порядком
Руальд, разумеется, пришел в бешенство.
Нет, он, конечно, неплохо сумел сохранить лицо во время той беседы, куда было дозволено (или велено) явиться Айне, Лиану и Шуне... но в глубине глаз короля сверкали такие же яростные молнии, как теперь за окном.
Нападение на наследника. Похищение. Уничтожение команды «Стрижа» и гвардейской охраны принца. Бегство преступников. Их очевидная связь с опасными врагами прошлого и поддержка со стороны сильного чужеземного государства. А к тому в придачу – внезапная беспричинная смерть пленных. Этого всего было более, чем достаточно, чтобы заставить короля метать молнии.
«Они вернутся, – сказал Руальд. – Теперь это вопрос времени. Недолгого времени, – помолчав еще немного он добавил: – Нужно готовиться к войне»
Они вернутся...
Не проходило и дня, чтобы эти слова не отзывались эхом в сознании Айны.
Они вернутся, и одним богам известно, что будет тогда.
Да, первым в столицу приехал Патрик. И Айна впервые увидела его с таким выражением лица, от которого ей захотелось спрятаться. Это было незнакомое ей лицо, высеченное из камня. А спустя еще несколько недель во дворце появился шаман.
Лиан и Фарр обрадовались его приезду, но на самом деле в этом не было ничего хорошего – Руальд начал собирать свою армию. И с того вечера, как дергитский колдун перешагнул порог Солнечного Чертога, не проходило и дня, чтобы он с раннего утра и до самого заката не уходил куда-то со своими учениками.
Тем слаще были вечера – бесценные, как вода в пустыне, как огонь в середине зимы.
Вечером они собирались все вместе в большой гостиной... или оставались вдвоем с Фарром, здесь, в этой опочивальне. И тогда слуги приносили им еду на небольшом круглом столе, который ставили прямо у кровати. Но прежде, чем воздать должное угощениям, Фарр неизменно задувал все свечи, кроме одной и в тихом бархатном полумраке медленно развязывал шнуровку ее платья. Кожей спины и пламенем внутри себя Айна ощущала его страсть и его радость, его жажду и огромную волю, до времени усмиренную, подобно спящему среди углей огромному пожару. Он знал, что это его время. Их время. И никто не посмеет прийти в этот час, нарушить волшебство, для которого не было слов, но только ощущения.
Он любил ее жарко и трепетно, неистово и нежно, и в том, как сливались их тела Айна ощущала безграничную правильность бытия. Все стало иным, не таким, как прежде. В их объятиях больше не было горечи, не было привкуса вины и страха, а потому каждый жест, каждый взгляд, каждый вдох и выдох отзывались иначе, чем в те годы, когда между ними стояли титулы и предназначения.
«Ты моя», – говорил Фарр, и пламя свечи колебалось от его
И уже не представляла себе, что могло бы быть иначе.
«Ты моя, – утверждал он, наполняя ее тело своей силой и жизнью. В этот миг все свечи разом вспыхивали, озаряя опочивальню небывалым радужным светом. И спустя несколько долгих растянутых в вечности мгновений великий колдун и наследник тихо шептал в изнеможении: – А я твой...»
6
По мягкому ковру Айна подошла к высоким застекленным дверям, ведущим в сад. Слуги предусмотрительно закрыли створки, опасаясь, что скорый ливень вымочит покои наследника и его жены. Ей пришлось отомкнуть небольшой замок, сделанный в виде позолоченного цветка и распахнуть двери, чтобы вдохнуть резкий и сладкий предгрозовой воздух.
Гроза шла со стороны моря, упругая и тяжелая. Налитые тучи тяжело висели над потемневшей водной гладью, горизонт уже исчез за глухой серой завесой. Над Золотой медленно нарастал равномерный шум, сначала тихий и еле слышный, но постепенно набирающий все большую силу. Каменные дорожки сада еще оставались сухими, но Айна знала – не пройдет и минуты, как весь мир исчезнет в грохоте дождя.
Шум нарастал. Дохнуло сырой землей и влагой. Прохладный ветер растрепал волосы и взмахнул подолом платья.
Айна сделала шаг под открытое небо и, вытянув вперед ладонь, стала ждать, когда первые капли коснутся пальцев. Но ливень сразу налетел с такой силой, что она испуганно прянула назад, под защиту каменных стен. За несколько мгновений косые струи успели щедро намочить ее плечи и голову.
Закрывать двери Айна не стала, только притворила немного, чтобы вода не заливалась внутрь. Она стояла у выхода в сад и, очарованная, смотрела на ревущую стену дождя, а потом прямо над головой у нее раздался такой оглушительный раскат грома, что Айна невольно вздрогнула и отшатнулась. Гром, казалось, прокатился по всем крышам и зубцам Солнечного чертога, желая раздробить вековой камень силой своего гнева.
«Ох, и гроза!» – подумала Айна со смесью радости и тревоги. Ее всегда восхищала такая погода.
Она вдруг вспомнила себя девочкой, тощей Щепкой с Грязного двора, замирающей от яростного грохота под крышей телятника. Вспомнила маленькую телочку с белой звездой во лбу и комок из высохших тряпок, брошенных на бочку. В тот день приехал Риндон Берг... мальчик, которого она любила, но которому не суждено было стать для нее кем-то, кроме брата. В тот день она свалилась с жуткой простудой...
А потом в памяти проступила другая гроза – тревожная, не сулящая ничего хорошего. Гроза, накрывшая целиком все подгорные земли Феррестре и побуждавшая Айну бежать прочь... Прочь от старого дома, в котором она нашла Лиана, и где совсем не желала видеть Его Высочество принца Закатного Края...
«Не Фарр ли снова заставляет небо содрогаться от грохота? – подумала Айна. – Или это чужеземные колдуны насылают на нас свои угрозы? Уж больно зловещими были эти тучи...»
Она все еще смотрела на стену дождя, вдыхала глубокий чистый запах влаги, но в душе все сильнее ворочалась тревога.