Дети Древних
Шрифт:
Есть не хотелось обоим. Когда девушка осведомилась, хватит ли бензина, Лев нехотя отозвался:
— Там другая энергия. На заправки мы раньше только для приличий заезжали.
— Солнечная? Не пропан же.
Ухмыльнулся, почти как прежде:
— Тёмная.
— И почему нас не замечают?
— Тёмная вуаль, говорю.
— Магия?
— Можно называть магией то, что не хочешь объяснять, а можно этого не делать. Я предпочитаю последнее.
Во владении языком он явно усовершенствовался, подумала она мимоходом. Вроде как даже губами не шевелит — смотрит вперёд, на стены,
— Пенистое покрывало Умр-ат-Тавил, которое держит собой хаос недр. Если Возлежащий на Пороге распахнёт его, любым человеком овладеет безумие, но он благ и никогда не показывается несведущим. Клочок его нам подарили — ради тебя одной. Так что ты теперь совсем как Танит. Читала Флобера? Про карфагенянку Саламбо?
— Нет.
— Темнота в самом худшем смысле. Ничего, мы на пути в её края — вот там и обучишься. Из Церматта порулили через всю Ломбардию до Генуи, зацени. Вот погоди, вырвемся на солёный простор да пойдём по Лигурийскому и Тирренскому морю мимо Корсики с Сардинией. А оттуда в Земноморье. Прости — Средиземье.
Тем временем он сошли с гор и двигались по мощенному плитами шоссе внутри многобашенного амфитеатра зданий, почти нетронутого колыханием недр, однако пустынного.
Владычица морей, Genova la Superba, Генуя великолепная или горделивая, — объяснил Лев. Банкиры еще похлеще швейцарских или тех, кто в Ломбардии.
Внедорожник двигался как бы в узком пустынном ущелье. Пёстрые колокольни, полосатые церкви из белого и чёрного мрамора, лавки в нижних этажах прекрасных зданий с ярко окрашенными стенами и ставнями рассекались треугольными площадями и тесными коридорами, играли всеми оттенками жизни на фоне густой синевы вверху. Земной день здесь оттенялся осенялся небесным вечером — даже редкие звёзды были видны.
— Э, Мари, не захватить ли нам тут для тебя очередную недвижимость? — подмигнул Лев. — Хотя опасно: при случае ещё того похлеще обрушится.
Внезапно автомобиль последний раз тряхнуло, и горы кончились. Потянулось плоское взморье, откуда уходили вглубь причалы — некоторые были обломлены.
— Уф, наконец-то, — услышала Марина. — Душа моя от этих гор иссохла.
Гелендваген — или нечто сильно на него похожее — катил уже по берегу бухты, разбрызгивая песок и гальку.
Здесь возвышались роскошные остовы старых кораблей, что сложили паруса, как птицы — свои крылья. На одном, что был повёрнут к берегу бушпритом, крашенная в наивные цвета фигура бородатого морского бога из-под руки вглядывалась в городской лабиринт: в ногах у нее мальчик трубил в витую раковину.
— Нептун, — произнёс спутник Марины. — И Тритон. А теперь слушай и смотри.
Словно отражённый от моря солнечный блик приласкал поверхность воды и деревянную кожу. Мальчик дрогнул, приподнялся, ухватившись за колено бога, поднёс свой музыкальный инструмент к губам — и дунул.
Чудовищный вибрирующий рык родился из глубин рога, статуи и корабля, поплыл навстречу их экипажу, немо застывшим домам и горному склону. Марина попыталась рывком закрыть уши ладонями, но было уже поздно, Звук был везде: в плоти, костях и крови. В издевательском смехе Льва, в бесполезности всего, что можно было предпринять.
А потом
— Здешний Acquario лопнул, — закричал Лев, отрывая от руля широкие мягкие ладони и хлопая в них. — Показательная тюрьма для морских обитателей. Свободны!
Тут одна из волн, исполненная чудовищных тел, глаз, плавников и хвостов, ударила в корму внедорожника, обтекла его борта, подхватила и в стремлении к морю понесла с собой.
— Потонем! — крикнула девушка, без пользы дёргая рукоять замка.
— С какой это стати? — отозвался её спутник едва ли не с ленцой. — Он амфибийный, только и ждал, чтобы на другой режим перейти, а ты ему только мешаешь своими порывами к свободе. Сиди смирно. Кстати, сколько ты можешь на оборотном кислороде существовать?
— Ты спятил.
— Отчего же? Это мы сейчас скользим по поверхности, а чуть попозже уйдем на глубину. Смотреть глубоководные сады. Как их… Фукусные леса всякие. Тебе разве не интересно? Они тут не такие богатые, как в Ионии, но зато почти нетронутые. Это их вулканы стерегут: на самом дне котловина с водой, кипящей огнём и серой. Ты читала сказку о землетрясении в Мессине?
— Максима Горького? То не сказка, только было давно.
Теперь мимо проплывали какие-то замшелые подводные камни, напоминающие гигантский гриб, колонну или ступени, ведущие к скале. Везде шныряли мелкие рыбки, изредка морская звезда или раковина оставляла на камне свой былой отпечаток.
— Нет, не Максена. Народное. О том, как герцог Мессины решил пошутить и обручиться с морем, будто он венецианский дож. Там еще был рыбак, влюбленный в принцессу…
— Я другое читала. Про человека-рыбу и корону.
— Ага, Ихтиандра, — Лев повернул к Марине широкое, чуть скуластое, узкоглазое лицо, и она вновь и так мимолётно удивилась, как легко он переходит из одного обличья в другое. Причём без видимой логики.
— Ты заговариваешь мне зубы, да?
— Угу. Чтоб тебе бояться поменьше.
— А я что — разве боюсь?
По обеим сторонам амфибии курчавились коралловые рощи, в которых домовито сновали разноцветные рыбки, зеленоватые поля водорослей играли, словно ковыльное поле под ветром, или раскачивали узловатыми ветвями, и Марина поняла, что они давно уже плывут под водой со скоростью, раз в десять превышающей скорость дайвера. И отчего-то видят всё в естественном свете, будто от внедорожника исходит собственное сияние.
Вдруг наравне с амфибией появился огромный розовато-бурый ком со щупальцами, которые то клубились по бокам глазастой головы, то тянулись за нею толстыми струями. Было он едва ли не больше неё самой. Девушка вскрикнула.
— Братец осьминог нас приветствует, — объяснил Лев. — Мой сердечный приятель. Да брось! Когда ты со мной — можешь ничего не страшиться, — продолжал он, — да и нельзя тебе в таком положении.
— Ой, а воздух?
— Запас кислорода, как в подлодке. Но это неважно: пока вода кругом, можно и из неё пить. Погоди, сейчас на автопилот поставлю.