Дети Дюны

Герберт Фрэнк Патрик

Стражник был взбешен и раздосадован гневом Алие.

— Он богохульствует! Мы знаем приказ, но мы все слышали собственными ушами!

— Тогда почему вы его не схватили? — тихо, но угрожающе спросила Алия.

Другая стражница, невысокая молодая женщина попыталась оправдаться.

— Там была такая толпа! Клянусь вам, люди мешали нам поймать Проповедника!

— Мы организуем погоню, — пообещал Каделам. — Не всегда же будут нас преследовать неудачи.

Алия нахмурилась.

— Почему вы не хотите ничего понимать и не подчиняетесь моим приказам?

— Моя

госпожа, мы…

— Что ты будешь делать, потомок Каделама, если, схватив этого человека, обнаружишь, что это мой брат?

Каза не мог не понять, что скрывалось за словами Алие. Будучи священником, он осознавал это и не хотел приносить себя в жертву.

От волнения он судорожно перевел дух, но сказал то, что думал:

— Мы должны сами его убить, чтобы он не сеял беспорядки. Другие стражники пришли в ужас от таких слов, но продолжали стоять на своем. Они лично слышали слова Проповедника.

— Он призывает племена объединиться против вас, — сказал Каделам.

Теперь Алия знала, как справиться с этим человеком. Она заговорила спокойным, будничным тоном:

— Понятно. Если ты решил пожертвовать собой таким способом, то есть взять его открыто, не скрывая того, кто ты такой и что делаешь, то думаю, что ты должен это сделать.

— Пожертвовать моей… — он осекся и взглянул на своих товарищей. Как командир группы он имел право говорить от ее имени, но на этот раз Каделам смолчал. В группе возникло неловкое замешательство. В пылу они выказали неповиновение Алие и теперь могли только гадать, чем обернется такое поведение с «Чревом Неба». Между стражниками и командиром образовалось свободное пространство.

— Для блага Церкви наша официальная реакция должна быть суровой, — сказала Алия. — Ты меня хорошо понял?

— Но он…

— Я все слышала сама, — отрезала Алия. — Но это особый случай.

— Он не может быть Муад'Дибом, моя госпожа!

Как мало ты понимаешь, подумала Алия.

— Мы не можем рисковать и арестовывать его прилюдно, — сказала она вслух. Мы не можем причинять ему вред на глазах толпы. Если, конечно, представится возможность, тогда…

— Но в последние дни он постоянно окружен толпами народа.

— Тогда, боюсь, вы должны проявить терпение. Если, конечно, вам угодно повиноваться мне… — Алия не закончила фразу, но смысл ее был и без того ясен. Этот Каделам амбициозен, его манит блестящая карьера.

— Мы не желали оказывать вам неповиновение, моя госпожа, — командир овладел собой. — Мы действовали в спешке. Простите нас, но он…

— Ничего не случилось и мне нечего прощать, — ответила Алия старинной фрименской формулой. Именно так соблюдался мир в племенах. Этот Каделам был истинным сыном Пустыни, в нем еще не погибла закваска наибов. Вина была кнутом наиба и пользоваться им надо было скупо. Фримен лучше всего служит, если он свободен от чувства вины и озлобления.

Каделам все понял, потому что тоже ответил старинной формулой:

— Во благо племени я все понял.

— Идите и приведите себя в порядок, — приказала Алия. — Процессия двинется

через несколько минут.

— Слушаюсь, моя госпожа, — стражники, облегченно вздохнув, поспешили к выходу, радуясь, что на этот раз так легко отделались.

В мозгу Алие раздался рокочущий бас.

— Ловко ты это провернула. Один или двое из них все еще думают, что ты действительно жаждешь убить Проповедника. Они найдут способ это сделать.

— Заткнись, — прошипела Алия. — Заткнись! Мне не следовало тебя слушать. Посмотри, что ты наделал…

— Стань лучше на путь бессмертия, — невозмутимо промолвил бас.

Эти слова болью отозвались под сводами ее черепа. Где мне спрятаться? Мне просто некуда деться!

— Нож Ганимы остер, — продолжал вещать барон. — Помни об этом.

Алия зажмурила глаза. Да, ей есть о чем помнить. Нож Ганимы остер. Этот нож, пожалуй, сможет вывести их всех из того затруднительного положения, в котором они оказались.

~ ~ ~

Когда вы верите словам, вы в действительности верите в скрытые за ними аргументы. Если вы верите, что нечто является верным или неверным, истинным или ложным, то вы верите в допущения слов, выражающих аргументы. Эти допущения часто страдают противоречиями и умолчаниями, но они дороги сердцу того, кто убежден в их истинности.

Открытое доказательство из «Оружия пророчества»

Лето всплывал в сознание, охваченный смесью острых запахов. Он узнал тяжкую пряность меланжи, запах пота рабочих мускулистых тел, едкий дух мертвого тела, удушающий запах пыли и кремния. Запахи прокладывали путь в зыбучем песке сна, создавали форму из тумана мертвой земли. Лето понимал, что эти запахи должны ему о чем-то рассказать, но не мог сейчас слушать их говор.

Мысли, подобно духам смерти, витали в его сознании: Сейчас у меня нет своих собственных черт; я весь состою из моих предков. Солнце, которое садится в песок, садится в мою душу. Когда-то многое воинство в моей душе было неизмеримо велико, но теперь этому настал конец. Я фримен и закончу свою жизнь как подобает фримену. Золотой Путь закончился, не начавшись. Этот путь есть не что иное, как колея, занесенная песком. Мы, фримены, знаем, как прятаться; мы не оставляем после себя ни кала, ни мочи, ни следов… Смотрите, как исчезает мой след.

Где-то очень близко от его уха прозвучал знакомый мужественный голос:

— Я мог убить тебя, Атрейдес. Я мог убить тебя, Атрейдес… — Эта фраза повторялась бесконечно, до полной потери смысла, став просто литанией, вплетающейся в сновидение. — Я мог убить тебя, Атрейдес.

Лето кашлянул, чтобы прочистить горло. Все его чувства были потрясены простотой того действия, которое содержалось в этом предложении.

— Кто… — прошептал Лето, превозмогая сухость в горле.

— Я — образованный фримен, — произнес голос. — Я убил мужа своего племени. Вы забрали у нас наших богов, Атрейдес. Какое нам дело до вашего вонючего Муад'Диба? Ваш бог мертв!