Дети Эдгара По
Шрифт:
— Забудь его. Он не может нам помочь.
— Мы с Энн собираемся пожениться, — выпалил Лукас.
Что я мог поделать? Я не хуже его самого знал, что они идут на это только из нужды в поддержке. Так надо ли было заставлять его признавать очевидное? Кроме того, я сам уже едва держался на ногах от усталости. Нечто вроде дефекта зрения, неоновый зигзаг, похожий на маленькую яркую лестницу, то и дело вспыхивал в моём левом глазу. Поэтому я поздравил Лукаса и постарался поскорее переключиться на что-нибудь другое.
— Спрейк панически боится Британского музея, — сказал я. — В каком-то смысле мне его даже жалко.
В детстве я тоже его ненавидел.
— Мы хотим уехать на север, — сказал Лукас. — Подальше от всего этого.
День шёл к концу, и Энн становилась всё беспокойнее.
— Послушай, — то и дело спрашивала она меня, — есть что-нибудь в том проходе или нет? Только говори правду.
После нескольких расплывчатых обещаний («Не могу же я отправить тебя назад голодным. Сейчас я приготовлю нам что-нибудь поесть, если ты сделаешь ещё кофе») я понял, что она боится возвращаться в кухню.
— Сколько бы кофе я ни пила, — объяснила она, — в горле всё равно сухо. Это от курения.
Она часто возвращалась к теме возраста. Чувство старения всегда её бесило.
— Расчёсываешь волосы поутру, и как будто десяток лет проходит, каждый выпавший волосок, каждый кусочек перхоти осыпаются с тебя, точно старые фотографии.
Встряхнув головой, она сказала, как будто связь с предыдущим разговором была для меня очевидна:
— После университета мы часто переезжали. И не потому, что мне нигде не нравилось, нет, просто я всё время должна была что-то отдавать, вроде как приносить в жертву. Если мне нравилась моя работа, значит, я обязательно должна была её бросить. Бедный старина Лукас!
Она засмеялась.
— А у тебя было когда-нибудь такое чувство? — Она скорчила гримасу. — Вряд ли, — сказала она. — Помню наш первый дом, у самого Данфорд Бриджа. Он был огромный и внутри весь разваливался. Его не могли продать целую вечность, и тут подвернулись мы. Все прежние владельцы пытались его как-нибудь перестроить, чтобы сделать обитаемым. Сначала встраивали новую лестницу или сносили перегородку между комнатами. Потом часть дома забрасывали, потому что топить его целиком было слишком накладно. А потом валили куда подальше, не успев довести начатое до конца, и оставляли всё следующим…
Она вдруг умолкла.
— У меня никогда не получалось поддерживать в нём чистоту, — сказала она.
— Лукас его любил.
— Это он так сказал? Не слушай его, — предупредила она меня. — В саду было столько строительного мусора, что у нас никогда ничего не росло. А зимой! — Она содрогнулась. — Ну, ты знаешь, каково там. Отопление было газовое, в комнатах всё время воняло; не прошло и недели, а Лукас уже обзавёлся всеми переносными обогревателями, какие только бывают. Я тоже не люблю холод, но он его
Она пожурила его рассеянно и нежно — «Лукас, Лукас, Лукас!» — словно он был с нами в комнате.
— Как ты ненавидел тот дом, и какой ты был неряха!
Тем временем снаружи стемнело, но кошка помоложе продолжала смотреть в серый, наполненный мокрым снегом колодец сада, за которым едва различимо — тёмным плавным изгибом под быстро несущимися облаками — чернела пустошь. Энн то и дело спрашивала у кошки, что она видит.
— Здесь по всей пустоши — могилки младенцев, — говорила она животному. Наконец она со вздохом встала и спихнула кошку на пол. — Вот где место для кошки. Кошке место на полу. — Попутно она сбила на пол несколько бумажных цветов; наклонившись за ними, сказала: — Если есть Бог, настоящий, то Он давно уже всё бросил. Не со зла, просто Ему всё безразлично. — Она мигнула, подняла к глазам руки. — Ты не возражаешь, если я выключу верхний свет? — И потом: — Он просочился во всё, и теперь есть только это бесконечно тонкое, напряжённое нечто в каждом атоме, до того уставшее, что больше не может продолжать, до того измученное, что можно только пожалеть его со всеми его ошибками. Это и есть настоящий Бог. А то, что мы видели, просто заняло его место.
— А что мы видели, Энн?
Она уставилась на меня.
— Знаешь, я никогда не могла понять, чего хотел от меня Лукас. — Тусклый жёлтый свет от настольной лампы падал на левую половину её лица. Она то и дело прикуривала сигарету, гасила недокуренную о старые окурки, которых в её блюдце собралось целое гнездо. — Представляешь? Столько лет жила с ним и не знала, зачем я ему нужна.
Минуту-другую она, казалось, думала об этом. Посмотрела на меня, озадаченная, и сказала:
— По-моему, он никогда меня не любил.
Она спрятала лицо в ладони. Я встал, думая её утешить. Внезапно она, пошатываясь, поднялась с кресла и на ощупь, совершенно потерянно, сделала несколько шагов ко мне. Посреди комнаты наткнулась на старый ажурный столик, привезённый кем-то из Кашмира лет двадцать назад. Две-три дешёвые книжки и вазочка с анемонами полетели в разные стороны. Цветы были растрёпанные, привядшие. Она поглядела на «Конец Шери» [34] и «Миссис Палфри в Клермонте» [35] , усыпанные крупными красными и синими лепестками, точно грязными салфетками; задумчиво тронула их носком туфли. От вони застоявшейся цветочной воды её чуть не стошнило.
34
«Конец Шери» (1926) — роман французской писательницы Колетт.
35
«Миссис Палфри в Клермонте» (1971) — роман английской писательницы Элизабет Тейлор (тёзки актрисы).
— О, Господи, — прошептала она. — Что же нам делать, Лукас?
— Я не Лукас, — мягко сказал я. — Иди присядь, Энн.
Пока я поднимал книги и вытирал обложки, она, похоже, одолела свой страх перед кухней, — или, как я сообразил позже, просто забыла о нём, — потому что я услышал, как она шарит в поисках совка и щётки, которые хранились под раковиной. Я думал, что она уже ничего не видит из-за мигрени, и нетерпеливо окликнул её:
— Я сам всё сделаю, Энн. Будь благоразумна.
Вскрик, грохот и дважды — звук моего имени.
Диверсант. Дилогия
Фантастика:
альтернативная история
рейтинг книги
