Дети Эдгара По
Шрифт:
Малыш Ред не напомнит вам никого из знакомых. Он не типичен.
Ощущение того, что кто-то напоминает вам Малыша Реда, может оказаться особенно сильным в летний полдень в разгар киносеанса, когда вам вздумается скрыться на пару часов от своих проблем в тёмном кинотеатре. Пока вы сидите в окружении пустых мест в приятной полутьме и наблюдаете на экране роскошную вечеринку или людный ресторан, некто безымянный направится к двери и выйдет, и вы поначалу ощутите не более чем лёгкую нервическую дрожь узнавания, тем более необоримую, что она, кажется, не направлена ни на кого конкретно. Кто-то уходит, кто-то ушёл, вот всё, что вы в таких случаях узнаёте.
Он появился на Западной 55-й улице, когда ему было чуть за тридцать, на последнем перевале молодости, после долгих лет странствий. С Лонг-Айленда он переехал на Манхэттен, неизвестно куда, — Малыш Ред и сам уже, наверное, забыл тот адрес, так рано ему пришлось повзрослеть. Чтобы заработать себе на жизнь, он «подавал». Скромная коллекция джазовых пластинок Кайла, а также его страстная любовь к Каунту Бэйси, Мэйнарду Фергюсону и Элле Фицджеральд придали направление стремлениям младшего брата, и Малыш Ред предпринял первые вылазки в тот мир, неотъемлемой составной частью которого станет впоследствии.
Были сделаны некоторые снимки, и он их сохранил. Если вам выпадала честь войти в тесный круг избранных, то однажды вечером Малыш Ред вытаскивал из тайника фотоальбом в обложке из жёсткой ткани и показывал вам хранящиеся в нём сокровища: снимки подростка — Малыша Реда, до невозможности юного, до невозможности свежего, здорового, коротко стриженного, сияющего улыбкой и бодростью духа, в компании легендарных героев. Других фото в этом альбоме нет. Его главный шедевр — фотография три на пять, сделанная в середине шестидесятых на джазовом фестивале в Ньюпорте, где у залитой солнцем палатки запечатлён простодушный Малыш Ред, который улыбается, подавшись к камере, пока Луи Армстронг, придерживая локтем трубу, делится с ним нетленной мудростью. По другую сторону от Армстронга, с ухмылкой от уха до уха, стоит бородатый мужчина лет сорока пяти. Это Джон Элдер, прозванный «Малыш Ред Первый». Малышу Реду было тогда шестнадцать, и он был уже в пути.
После Нью-Йорка он переезжал из одного города в другой, и везде «подавал». Выбор пути определяло провидение в облике престарелого «жука»-«Фольксвагена» навозного цвета с откидной крышей и крошечным багажником. Ведомый провидением, «жук» доставил его в Новый Орлеан, на родину майти поп, где он начал по-настоящему обучаться неким священным таинствам. Новый Орлеан был поучительным городом, Новый Орлеан оставлял след. А странствие по кухням и обеденным залам великих ресторанов, образование, которое Малыш Ред получал там под присмотром безжалостных поваров и метрдотелей, гарантировало, что отныне он всегда будет обеспечен прибыльной работой.
Именно в Новом Орлеане небольшая группа людей, преимущественно мужского пола, начала посещать Малыша Реда в любое время дня и ночи. Одни заходили на полчаса; другие оставались на целые дни и участвовали в простой и скромной жизни обитателей квартиры. Говорят, что Джон Элдер навещал молодую чету. В те дни Джон Элдер колесил по стране, жил у друзей, появлялся то в одном, то в другом ночном клубе, где в перерывах между номерами музыканты подходили его обнять. Иногда поздней ночью он тихо говорил с людьми, которые сидели на полу вокруг его кресла. Во время таких встреч Джон
Предвосхитил ли Джон Элдер появление Малыша Реда в Аспене, Колорадо? Хотя документальных подтверждений этому нет, факты свидетельствуют, что да, предвосхитил. Их общий знакомый вспоминает, что Зут Симс, покойный тенор-саксофонист, рассказывал, как однажды в конце дня весной 1972 года забрёл в кухню «Красной луковицы», лучшего джаз-клуба в Аспене, и увидел там Джона Элдера и владельца клуба, которые увлечённо беседовали о чём-то над огромными порциями спагетти. Если память ему не изменяет, значит, Джон Элдер прокладывал путь — шесть месяцев спустя Малыш Ред начал работать в «Красной луковице».
Жил он над гаражом в квартире с одной спальней, куда можно было попасть только по деревянной лестнице снаружи дома. Как и в Новом Орлеане, к нему то и дело наведывались мужчины, по одному и группами, почти всегда предварительно справившись о нём по телефону, и оставались кто на несколько часов, а кто на несколько дней. В любую погоду они карабкались по лестнице и, надавив на звонок, ждали, когда их впустят. Малыш Ред развлекал гостей пластинками и телепрограммами; он приглашал их разделить с ним итальянскую трапезу, приготовленную его женой, которая в таких случаях всегда куда-нибудь скрывалась. Из холодильника он доставал бутылки пива «Бек». Поздно ночью он тихо и невыразительно говорил, час или два, не больше. Этого было достаточно.
Однако для его жены и этого оказалось слишком много, и она исчезла из его жизни, пока он был в Аспене. Снова оставшись один, Малыш Ред прицепил к своему «жуку» небольшой трейлер с пластинками и летом 1973-го вернулся на Манхэттен и проследовал прямиком на Западную 55-ю улицу, в квартиру, где тогда проживал его старый друг и наставник Джон Элдер, который без лишних вопросов уступил гостю большую переднюю комнату своего длинного, как железнодорожный вагон, жилища.
Обитель, которую Малыш Ред занимает один с 1976 года, когда Джон Элдер удалился в роскошное затворничество, состоит из трёх полноразмерных комнат, переходящих одна в другую. Между передней с большим занавешенным окном и гостиной зажаты две похожие на кроличий садок комнатки, разделённые дверью.
Эти комнатки, одна с раковиной и поддоном для душа, другая с унитазом, существуют в условиях неизменной игры светотени, возможно, устроенной специально для того, чтобы скрывать пятна, въевшиеся в сантехнику, особенно в душевой поддон и занавеску. Те посетители владений Малыша Реда, кого удаётся уговорить помыть руки после совершения ими ритуала дефекации, обычно косятся на душевую кабину, которая в окружающей полутьме похожа скорее на притаившегося в углу громилу, чем на приспособление для поддержания чистоты тела, вздрагивают от этой мысли, потом, избегая поворачиваться к устройству спиной и вслепую нашаривают висящие на двух крючках затёртые полотенца.
Рядом с гостиной, позади лишённого двери проёма, находится кухня.
Ох, эта кухня, о господи, о, боже мой.
Кухней безраздельно владеет растущее запустение. Липкий от грязи пол примерно на три четверти заставлен штабелями пустых бутылок от пива «Бек», упакованных по шесть, высотой по грудь. Башни из грязных тарелок и заляпанных стаканов возвышаются над раковиной. Грязная посуда и стеклотара производят впечатление чего-то органического, каких-то наростов, которые размножились в сумраке кухни за годы владычества Малыша Реда, постепенно прибавляя тарелку к тарелке и бутылку к бутылке, как бы вылепляя их из той же древней субстанции.