Дети Хроноса
Шрифт:
Брукс взглянул на свои часы.
– Без проблем, – сказал он с энтузиазмом. – На Гозо полно хороших отелей.
Броуэрс не спросил, почему Брукс хотел переночевать на острове. Так уж сильно он не спешил.
Когда вошел Версавел, главный инспектор Барт сидел и торопливо стучал по клавиатуре.
– Доброе утро, инспектор.
Версавел проигнорировал приветствие своего начальства, а также не поинтересовался состоянием его здоровья. Он чувствовал себя отвратительно. Сегодня он в первый раз почти за сорок лет не побрился и уже второй день носил одну и ту же рубашку.
– К
Версавел понюхал у себя под мышкой и состроил брезгливую мину, после чего сосредоточился на кофеварке.
– Вилльям Артс в прошлый вторник сел на самолет до Рима. Ты не думаешь, что нам лучше усердно заняться этим следом, инспектор? По-моему, тому, кто удирает сломя голову, всегда есть что скрывать.
– Оставьте это решать Ван-Ину, – процедил Версавел сквозь зубы.
Барт был, конечно, прав, но Версавел скорее упал бы замертво, чем признал это.
– Комиссар вообще сегодня еще придет?
– Хочешь доставить мне радость, Барт?
Главный инспектор повернулся вполоборота.
– Хотите, чтоб я вам радость доставил, инспектор Версавел? – Это прозвучало как детская рифмовка.
– Замолчи и оставь меня в покое, – резко бросил Версавел.
Барт отреагировал как больной паркинсонизмом. Он хотел что-то возразить, как-то неловко пытаясь подняться. Когда ему наконец удалось встать со стула, распахнулась дверь. Ван-Ин подумал, что он попал на съемочную площадку, где режиссер только что крикнул «снято!».
– Я забыл свой пропуск, а этот клоун у входа не хотел меня пропускать.
Версавел хихикнул. Ван-Ин использовал эту отговорку минимум раз в неделю.
– Новенький, конечно?
– Новехонький, – вздохнул Ван-Ин, пожимая плечами. Он бросил свой плащ на вешалку, проигнорировав Барта, и налил себе чашку кофе. С тех пор как какой-то идиот ввел понятие «чувство опасности у гражданина», все полицейские участки соревновались между собой в том, кто привлечет больше новобранцев. Гражданин должен был чувствовать себя в безопасности, а для этого требовался персонал. Такими темпами вскоре у каждой семьи мог появиться свой личный коп. А высокий уровень преступности, напротив, никого не волновал. За этим можно было следить по телевизору.
– Кто это был? – спросил Версавел.
– Робокоп 36 или 37. Хоть убей, Гвидо. Я их больше не различаю.
– Ребята на КПП всего лишь исполняют свой долг, – запротестовал Барт. – Раньше здесь все свободно входили и выходили. Самое время что-нибудь с этим сделать.
Он имел в виду новую охрану, которую главный комиссар Де-Ки установил у входа. Каждый посетитель должен был предъявить на КПП удостоверение личности, а у персонала были пропуска с встроенной магнитной полосой, которыми они могли открывать дверь из пуленепробиваемого стекла.
– Тогда они могли бы это, по крайней мере, делать хорошо, – издевался Ван-Ин.
Многие знали, что пуленепробиваемое стекло было вставлено неправильно. Достаточно было стукнуть по нему молотком, чтобы оно разлетелось на тысячи осколков. В довершение всего дверь между
Барт проглотил критику молча. Его руки дрожали над клавиатурой. В его мозге активно готовился гормональный коктейль, который, как по волшебству, превращал его кровь в бурлящую горную реку.
– Вилльям Артс был замечен в Италии, – процедил Барт. – Но это, кажется, никого не интересует.
– М-м-м, – фыркнул Ван-Ин. – Должен признать, что у нашего друга хороший вкус, но Ханнелоре во что бы то ни стало хочет в Португалию. Извини, Барт.
Версавел посмотрел на него с недоверием. Наступит день, когда Ван-Ин зайдет слишком далеко, и терпение Барта лопнет, как слишком сильно надутый шарик.
– Пойдем, Гвидо. Наш Пуаро занят. Сначала мы заедем ко мне домой за моим пропуском.
Версавел не заставил повторять ему это дважды. Еще до того, как Барт пришел в себя от второго сюрприза, оба мужчины, ухмыляясь, шли по коридору.
Ван-Ин припарковал «фольксваген-гольф» на площади Бюрг – эта привилегия предоставляется только полиции и горстке «аппаратчиков». Он развязал галстук и бросил эту удавку на заднее сиденье.
– Де-Ки ждет меня в одиннадцать часов в своем кабинете, – сказал он беспечно. – Но сначала я хочу обсудить с тобой кое-что с глазу на глаз.
– Значит, ты тоже не доверяешь этому типу.
Версавел перебрал пальцами по невидимой клавиатуре.
– Барт – тупица, а тупицы, как правило, злопамятные. Меня не удивит, если каждый вечер наш главный инспектор отчитывается старику о том, что мы делаем, а я это страшно не люблю.
Они пробирались сквозь неподвижное море народу, который, как стадо тупых коров, блокировал проход Блинде-Эзелстрат.
– Я полагаю, мы ищем спокойную террасу, – гадал Версавел.
– Нужда закона не знает, мой друг. С тех пор как дома «Дювель» не получишь, я вынужден ходить налево.
– Площадь Хёйденветтерсплейн?
– Слишком много болтовни, Гвидо. «Л'Эстамине» кажется мне в этот час более подходящим.
Ван-Ин протискивался через свору истеричных испанцев. Кажущийся порядочным отец семейства, который как раз снимал свою жизнь на видео, обозвал его тухлой рыбой. Ван-Ин и ухом не повел. Ведь он умышленно прошел через поле обстрела случайного оператора.
Парк королевы Астрид иногда презрительно называют зелеными легкими Брюгге – прозвище, которое он вряд ли заслуживает, потому что, кроме десятка больных деревьев, покрытого тиной пруда и пары акров жесткого газона, парку больше предложить нечего. Обо всем этом Ван-Ин думал, пока шел вдоль внесенного в список охраняемых памятников фасада «Пандрейчье». Старое здание тюрьмы пять лет назад снесли, и после нескончаемых препирательств пустошь превратилась в унылую парковку. Импровизированное вмешательство не принесло парку ничего хорошего. Отцы города могли бы с таким же успехом взять и поставить на Бург-сквер электростанцию. Однако у этой дисгармонии природы и коммерции было и преимущество: туристы шарахались от этого места, как от прокаженного.