Дети капитана Гранта
Шрифт:
Оглушительный грохот разбудил Гленарвана. Казалось, тысячи повозок с артиллерийскими зарядными ящиками катятся по булыжной мостовой. Вдруг он почувствовал, что пол уходит из-под ног. Хижина закачалась и дала трещину в стене.
– Вставайте! – крикнул он.
Но его спутники и без того проснулись. Да и мудрено было не проснуться! Какая-то страшная сила свалила их в одну кучу и с огромной быстротой увлекала вниз.
Занимавшийся день осветил ужасное зрелище. Очертания гор внезапно изменили форму. Вершины их качались и потом с диким треском куда-то проваливались, словно в раскрытый люк. Целый участок хребта
25
Подобное явление имело место на Монблане в 1820 году; эта страшная катастрофа стоила жизни трем проводникам из Шамуни. (Примеч. авт.)
– Это землетрясение! – крикнул Паганель.
Ученый-географ не ошибался. Это было действительно землетрясение, частое явление в горах Чили, а особенно в том месте, где сейчас находились путешественники. Здесь за четырнадцать лет город Копиапо был разрушен дважды, а город Сант-Яго – четырежды.
Эта часть земной коры прикрывает гигантский очаг подземного огня, а вулканы молодой горной цепи представляют недостаточные клапаны для выпуска паров и газов, скопляющихся под землей. Следствием этого являются беспрерывные подземные толчки, называемые местным населением «трамблорес».
Между тем оторвавшаяся часть горы, на которой находились и наши семь путешественников, продолжала скользить вниз со скоростью курьерского поезда, то есть пятидесяти миль в час. Ошеломленные, испуганные люди цеплялись за землю, за мох. Нечего было и думать о бегстве. Подземный гул, дикий грохот обвалов, шум сталкивающихся гранитных и базальтовых масс делали бессмысленной всякую попытку сговориться. Временами почва скользила плавно и мягко, без всяких толчков, но порой начиналась тряска и качка, более сильная, чем на корабле в разгар урагана. Путешественники мчались вниз с головокружительной быстротой, с ужасом наблюдая, как проваливаются во встречные пропасти огромные глыбы земли, как с корнями вырываются с места вековые деревья, как выравниваются все неровности, все складки восточного склона.
Невозможно представить себе силу, развиваемую массой весом во много миллиардов тонн, со все возрастающей скоростью скользящей по уклону в пятьдесят градусов!
Никто из путешественников не мог определить, сколько времени продолжалось это падение. Никто из них не смел даже подумать, в какой пропасти оно закончится. Задыхающиеся от быстроты скольжения, ослепленные снежным вихрем, пронизанные резким холодом, теряя временами сознание, они все-таки продолжали цепляться за землю, повинуясь всемогущему инстинкту самосохранения.
Задыхающиеся от быстроты скольжения, они все-таки продолжали цепляться за землю.
Внезапно страшный толчок оторвал их от скользящего острова. Сила инерции рванула их вперед, и они покатились по последним уступам склона. Оторвавшаяся часть горы наткнулась на препятствие и сразу остановилась.
В
Глава четырнадцатая
Спасительный выстрел
Восточный склон Кордильер представляет собой ряд плоскостей, отлого спускающихся вниз и незаметно переходящих в равнину. Соскользнув до подножия этого склона, оторвавшийся участок горы остановился. Путешественники очутились внезапно в новой стране: густая трава покрывала прерию; великолепные яблони, увешанные золотистыми плодами, образовывали целые леса. Можно было подумать, что путники попали в уголок плодоносной Нормандии, чудом перенесенный в Новый Свет. При всяких других обстоятельствах они были бы безмерно удивлены резким контрастом между бесплодием пустынных снеговых вершин и цветущей прерией, между царившей наверху суровой зимой и здешним жарким летом.
Почва вновь стала неподвижной и устойчивой. Землетрясение прекратилось.
Несомненно, подземные силы продолжали свою разрушительную работу где-нибудь дальше в цепи Кордильер, всегда испытывающей подземные толчки и колебания почвы, но здесь царил полный покой.
Только что утихшее землетрясение отличалось исключительной силой. Очертания гор стали совершенно неузнаваемыми. Новая панорама вершин, гребней и пиков развертывалась на фоне голубого неба, и напрасно проводник по пампасам стал бы искать в них привычные опознавательные пункты.
Было восемь часов утра. Гленарван и его спутники благодаря заботам майора мало-помалу приходили в сознание. Они были только оглушены, и больше ничего. Быть может, они были бы даже довольны тем способом передвижения, каким они достигли прерии, если бы по дороге не исчез Роберт Грант.
Все любили этого храброго мальчика – и Паганель, привязавшийся к нему, как к родному, и обычно холодный майор, и особенно Гленарван. Этот последний, узнав об исчезновении Роберта, впал в отчаяние. Он представлял себе несчастного мальчика на дне пропасти, напрасно взывающего о помощи…
– Друзья мои, друзья мои, – повторял Гленарван, едва удерживая слезы, – нужно искать Роберта, нужно найти его! Мы не можем бросить нашего мальчика! Мы должны осмотреть все ущелья, все трещины до самого дна! Вы обвяжете меня веревкой, и я сам осмотрю все пропасти. Вы слышите? Я этого требую! О, если бы он только был жив! Как мы осмелимся без него предстать перед глазами отца?
Спутники Гленарвана слушали его молча. Чувствуя, что он старается отыскать в их взглядах хоть проблеск надежды, они отводили глаза в сторону.
– Вы молчите? – продолжал Гленарван. – Вы не отвечаете мне? Значит, вы ни на что не надеетесь? Ни на что?
Ответом ему снова было тягостное молчание. Затем заговорил Мак-Набс:
– Помнит ли кто-нибудь момент, когда исчез Роберт? – спросил он.
Никто не ответил на этот вопрос.
– Скажите хотя бы, возле кого находился мальчик во время спуска с Кордильер? – продолжал майор.
– Возле меня, – ответил Вильсон.
– До каких пор он был с вами? Вспомните, Вильсон! Соберитесь с мыслями!