Дети луны(Смерть на брудершафт. Фильма четвёртая)
Шрифт:
Рядом с преувеличенно элегантным Селеном (сверкающий цилиндр, трость, белый шарф до колен) танцовщики смотрелись челядью, сопровождающей большого барина.
Так оно, в сущности, и было. Перед рассветом в конце Большого проспекта найти экипаж непросто, и Селен требовал, чтобы помощники находились при нём до тех пор, пока не остановят извозчика или, если очень повезёт, быстрый таксомотор.
За это поэт позволял спутникам развлекать себя разговором. Мим, правда, больше помалкивал, зато Люба стрекотала почти без остановки. Селен любил,
– Нет, нет и нет, - сказал он, дав Любе поговорить с минуту.
– Клуб портится на глазах. Я посылаю в зал грозовые разряды, но не чувствую рэзонанса. Молнии уходят в землю, как через громоотвод! К нам стало ходить слишком много всякого планктона. Чего стоят сегодняшние мещанские пляски? Я велю Мефистофелю больше не пускать этого пошлого тапёра из Костромы!
– Он только в начале поиграл немного, а потом всё я, - заступилась за новенького честная Люба.
– Смотрю, всем нравится… Я когда по музыкальной эксцентрике служила, много всяких мелодий разучила. Но если вам не нравится, я больше не буду. И Арику скажу.
– Желтоблузник пошёл провожать Алину, или мне это показалось?
– высокомерно спросил поэт.
– Что ты вообще знаешь об этом субъекте? Наверняка ведь что-нибудь разузнала.
Хотела ему Люба ответить, но тут из ближнего переулка раздался лихой разбойничий свист. Из-за угла высунулась голова в низко сдвинутой шапке. Спряталась обратно.
Мим быстро огляделся, будто зверь, уловивший запах опасности. Вокруг не было ни души. Нимб газа трепетал вокруг столба.
– Ну что ты встал?
– капризно сказал Селен.
– У меня отсырели воротнички! Найдут мне, наконец, экипаж или нет? .. .Неприятный тип этот Армагеддон. Глазами так и стреляет. Чем он мог заинтересовать Алину? Я всегда полагал, что у неё есть вкус.
– У него улыбка хорошая. А ещё я заметила… Что именно заметила Люба в новичке, так и осталось неизвестным.
Из зыбкого воздуха, из мутной темноты выкатилась приземистая, неестественно широкая, почти квадратная, фигура. Свет от фонаря упал на жуткую харю, сверкнувшую железным зубом в ощеренной пасти.
– Честная публика, сердешно извиняемся, гоп-стоп. Котлы, лопатнички пожалуйте. И одёжку скидавайте. Ночка тёплая, летняя. Не змерзнете…
Квадратный был в картузе, русской рубахе под засаленным пиджаком, над голенищами сапог пузырились вислые штаны.
Он сделал рукой широкий, издевательский жест, как бы приглашая дорогих гостей. Повернул кисть, из неё с пружинным лязгом выскочило страшное заострённое лезвие.
Сзади раздался шорох.
Откуда ни возьмись явились ещё два молодца: усатый да небритый. Эти не улыбались, но своё бандитское дело знали. Первый со спины обхватил Селена за горло. Второй точно таким же манером взял в зажим Аспида.
– Тихо, дамочка. Закричишь - нос отчикаю, - предупредил железнозубый Любу.
–
Но сумки танцовщица не отдала и ужасной угрозы не испугалась.
Отпрыгнула с тротуара на мостовую - хоть и с места, без разбега, но на добрую сажень. Повернулась и с удивительной скоростью побежала назад, в сторону клуба, громко крича:
– Караул! На помощь!
Грабителей было не трое, а больше. Поодаль в темноте прятались по меньшей мере ещё двое. Они растопырили руки, пытаясь схватить беглянку, но Люба увернулась и от одного, и от другого.
Бежала она не так, как обыкновенно бегают женщины - неловко вихляя бёдрами и отбрасывая ноги.
Бывшая циркачка задрала подол выше колен и отстукивала по булыжнику каблуками со сноровкой спортсмена, рвущегося к финишу.
– Помогите! Сюда-а-а!
Не по зубам разбойникам оказался и человек-змея. Он изогнулся, обхватил усатого налётчика за голову и с резким выдохом швырнул через себя. Тот смачно приложился о камни и в дальнейших событиях не участвовал.
А события разворачивались стремительно.
Аспид ударил квадратного человека носком ботинка по руке, выбив нож.
– Держи его!
– крикнул железнозубый.
Из чёрного зева подворотни выскочили ещё двое в кепках, молча кинулись на мима. Бежать ему теперь было вроде бы некуда: трое спереди, трое сзади. Но Аспид убегать не стал. Он вскочил на водосток. Быстро перебирая руками, начал карабкаться вверх по стене двухэтажного дома. Моментально оказался наверху, перевалился через край крыши и исчез.
– Вот зараза!
– плюнул квадратный, подбирая нож.
– Сёма и ты, Штурм, через чердак на крышу!
Остальные бандиты молча, сноровисто рвали с оцепеневшего Селена одежду.
Не прошло и пяти минут, как по проспекту со стороны клуба прибыла спасательная экспедиция.
Впереди, показывая путь, бежала Люба. За ней семимильными шагами громыхал огромный Мефистофель, на его правом кулачище сверкал шипами стальной кастет. Далее с воинственными криками поспешала целая толпа мертвецов, привидений, исчадий ада. Всякий нормальный налётчик, узрев этакую страсть, закрестился бы и навсегда отрёкся от своего грешного ремесла.
Но бандитов на месте преступления уже не было, они растаяли в том же ночном тумане, что их породил.
Под фонарём, стуча зубами не столько от холода, сколько от нервов, стоял раздетый донага Селен. Из туалета на нём осталась лишь висельная верёвка вокруг шеи.
– По. Мо. Ги. Те, - раздельно, в четыре слова сказал поэт и заплакал.
Тёмная подворотня. В ней совсем ничего нельзя было бы разглядеть, если б из двора не просачивался слабый электрический свет - там над подъездом горит лампочка.
Запах кошек. И ещё дорогого табака. Это бедно одетый человек, нетерпеливо прохаживающийся взад-вперёд, курит папиросы “Люкс”. Достал из кармана часы с фосфоресцирующими стрелками. Вздохнул.