Дети луны(Смерть на брудершафт. Фильма четвёртая)
Шрифт:
– Сюда не надо, - сказал Селен, прервав рассказ, обраставший всё новыми драматическими подробностями.
– Тьма, изгоняющая свет, - это прекрасно.
Чтоб тебя чёрт побрал, декадент хренов, с тревогой подумал Романов. Придёт Шахова - ридикюля не разглядишь.
Он огляделся. Зал весь состоял из островков слабого света, окружённых мраком. Романтично, но для дела очень нехорошо.
По счастью, через минуту электричество вспыхнуло вновь.
– Алину высматриваешь?
– спросила Люба. Он вздрогнул.
– С чего ты взяла?
– Влюбился, -
Это обыкновенное слово прозвучало в эпатистской компании как-то очень наивно, по-детски. Здесь никто ни в кого не влюблялся. Здесь отравлялись ядом чувств, пылали любовным экстазом, самое меньшее - сгорали от страсти.
Романов покосился на соседей - не слышат ли. Кажется, услышали…
– Пьеро влюблён, Пьеро влюбился!
– продекламировал Мальдорор.
– Что за чушь!
– шёпотом обругал Любу прапорщик.
– Не чушь. Такие, как ты, всегда влюбляются в таких, как она, - всё так же печально, но уже тише сказала танцовщица.
– “Такие, как я”? Провинциалы в стильных столичных барышень?
– Нет. Сильные в слабых. Вам мерещится, что вы их спасёте. А им, может, спасаться и не хочется. Это во-первых.
– А во-вторых?
Из-под насмешливо изогнутых бровей Арлекина на него смотрели совсем невесёлые, полные сострадания глаза.
– А во-вторых, вас самих спасать надо. Но женщину, которая может это сделать, вы ни за что не полюбите…
Ужасно милая, подумал Алексей. Однако следовало держать марку. Мальдорор с любопытством вслушивался в тихий разговор и всё язвительней ухмылялся.
– Тебе не в кабаре выступать, а лекции читать в университете. По психологии, - засмеялся Романов.
Но она не обиделась, а тоже улыбнулась. И встала.
– Мне пора. Надо ещё намалевать рот до ушей.
Едва Люба ушла, снаружи донеслась заливистая трель свистка. Это был условный сигнал.
Никому не показалось странным, что после ночного инцидента перед клубом учреждён полицейский пост. Усатый городовой при кобуре и с “селёдкой” на боку важно прохаживался по тротуару, пуча глаза на диковинных посетителей ночного заведения. Служивый заметно прихрамывал, но и это было неудивительно: в полицейских частях недавно прошла мобилизация на фронт, не тронули лишь пожилых и ограниченно годных. Очень уж Козловскому хотелось быть поближе к месту событий, а то со своей негнущейся ногой он вечно поспевал лишь к шапочному разбору…
План был таков.
Как только появится Шахова, негласно сопровождаемая филёрами из службы наружного наблюдения, двое парней Саранцева, что дежурят на той стороне улицы, затевают ссору. Городовой, естественно, свистит, призывая скандалистов к порядку. Это знак для Романова: встречай гостью. Нужно проследить, не встретится ли с кем-нибудь Шахова в вестибюле или коридоре…
– Вы?
– обрадовано сказал Алексей, подгадав оказаться у дверей, как раз когда Алина здоровалась с Мефистофелем.
– Хотел подышать воздухом, но теперь, пожалуй, останусь.
Барышня выглядела гораздо хуже, чем вчера ночью. Болезненно бледна, под глазами
– Не смотрите, - попросила она.
– Я знаю, что похожа на труп.
– Как вы можете это говорить!
– Слава богу!
– воскликнула она, потому что вновь погас свет.
– Не правда ли, я сразу похорошела? Дайте руку.
Он повёл её в зал, на красноватый свет настольных ламп.
Поцеловавшись с Селеном и кивнув остальным, Шахова села на место Любы. Сумочку повесила.
Прапорщик устроился рядом. На правах кавалера положил руку на спинку соседнего стула, совместив приятное с необходимым. Ладонь слегка касалась острых лопаток хрупкой барышни, а локоть надёжно прижимал ремешок ридикюля.
Алина сидела беспокойно, разглагольствования Селена не слушала. По её телу временами проходила дрожь.
Взялась за сумочку, и прапорщик сразу насторожился - но Шахова просто достала пахитоску.
– У меня нет огня… - Она беспомощно огляделась. У их стола никто не курил.
– Зажгите, пожалуйста, Алёша… Ничего, мне будет только приятно.
И сама сунула пахитоску ему в рот.
Польщённый этим знаком близости, он отошёл к соседнему столу, за которым тоже никто не курил, но, по крайней мере, там горела лампа.
– Одолжи адского огня, служитель Смерти, - легко сказал Романов сидевшему там Палачу.
Тот важно кивнул своей зачехлённой башкой.
Снова зажглось капризное электричество. Наклонившись, прапорщик прикурил. Когда выпрямился и обернулся, чуть не выронил горящую пахитоску.
Стул Алины был пуст! Барышня исчезла. Неужели она отослала его нарочно?
Но ридикюль был на месте. В следующую секунду Романов увидел и Шахову - она, как вчера, поднималась на сцену. Должно быть, её опять поманила рука в алой перчатке.
Первым делом Алексей присел и, опершись о спинку пустого стула, ощупал сумочку. Фотопластина была на месте.
Инструкция предписывала оставаться здесь, что бы ни происходило. Но упускать таинственного собеседника Шаховой прапорщик был не намерен. Он придумал заранее, как поступит в этом случае.
– Вот рассеянная, - громко сказал Романов.
– Сумочку забыла!
Снял ридикюль и быстро пошёл к сцене - сегодня Алина не остановилась у края кулис, а скрылась за ними.
Мальдорор шутовским голосом продекламировал ему вслед песню влюблённого Пьеро из блоковского “Балаганчика”:
Неверная! Где ты? Сквозь улицы сонные Протянулась длинная цепь фонарей, И, пара за парой, идут влюблённые, Согретые светом любви своей!Уже на сцене Алексей, заколебавшись, остановился. Что если никто Шахову не звал, а она отправилась за кулисы сама? И рядом с нею никого нет?