Дети луны.
Шрифт:
Фу, какие хулиганы! Мне ведь упырей бояться велено, «мнимовоскресших». Детей Луны.
Колышков, что ли, натесать. Дубовых по одним источникам, осиновых по другим.
Топор у меня был, туристский, когда-то я в туристские походы ходил. Потом в другие походы, не туристские. От первых остался топорик, от вторых – лопатка саперная. И топором, и лопатой – хоть брейся, до того остры. Лежат себе в кладовочке, всегда готовые к труду и обороне. Я, словно известное животное господина Буридана, гадал, что выбрать. Если я возьму лопатку, соседи
Топорик я положил под диван, а лопатку носил то в коридорчик перед дверью, то в ванную. Никак не мог решить, где она нужнее. Моюсь я, например, намылился мылом душистым, а в дом упырь пробрался. Что прикажите делать?
Решил, раз уж пришла идея, помыться. И только ступил ногою в горячую воду, как стук в дверь.
Положим, упырь стучать вряд ли станет, но я все равно вздрогнул. Потом вытащил из воды ногу, вытер ее. Закрыл кран и накинул банный халат.
Вышел в коридорчик и покосился на Маркизу. Та оглядела меня с сомнением, но давешних воплей не повторила.
Ну, не упырь, значит.
И я пошел к двери.
Стук повторился. Сейчас, когда мне не мешал шум набираемой ванны, я готов был поставить бутылку «Гжелки» против бутылки яблочного уксуса, что стучит Фе-Фе.
И не обманулся. На пороге стоял именно он – пахнувший настойкой боярышника, в криво сидящем халате (не банном – медицинском) и с перебинтованной правой рукой.
– Угадай с трех раз, кто это меня тяпнул? – сунул он повязку мне под нос.
– Собака Баскервилей?
– Осталось две попытки.
– Просто упал и ударился о камень?
– Два раза за неделю я не падаю. Последняя попытка.
– Иван Харитонович?
– Кусачий, однако, у нас сторож, собаки держать не нужно.
– Глубоко? Нужно обработать?
– Уже. Даже противостолбнячную сыворотку ввели. Анна и ввела.
– А как насчет антирабической?
– Никакого бешенства нет, хоть я и не рабиолог. Отличие очевидное.
– Нет? А что есть?
– Случай спонтанной ликантропии.
– Чего?
– Наш Иван Харитонович вообразил себя оборотнем. Кто ни подойдет – укусит.
– Что же делать?
– Что, что… в Соколовку вести, вот что.
В Соколовке находится областная психиатрическая больница, и среди жителей Черноземской губернии бытует выражение «Соколы по тебе плачут», выражение явно не лестное для того, кому адресуется.
– Он, поди, не дастся.
– Я, пока он кусался, вколол ему реланиума изрядно.
– Значит, Иван Харитонович…
– Еще часов пять проспит, или даже шесть.
– Где?
– В машине. Я его по скорой и отправил. Созвонился с Соколовкой, там мой знакомый работает. Примут.
– С кем отправил?
– Не с Аней, не волнуйся. Твоего санитара
– Ладно. А зачем ты ко мне-то зашел?
– За медицинской помощью. «Скорая» повезла нашего кусаку в Соколовку, Анна в приемном осталась, а я решил дойти до тебя. Очухаться от пережитого. Не каждый день ведь подвергаешься нападению доброго знакомого.
– Ты хорошо знал сторожа?
– Как не знать… Он со своим босикомством экземпляр прелюбопытнейший. Живет человек, живет, а потом вдруг либо вечный двигатель изобретет, либо рисовать станет, либо, вот как Иван Харитонович, идею о здоровой жизни в массы нести начинает. И ведь не каждый с колеи съезжает, отнюдь. Что тому причина?
Я покачал головой.
– Тебя, Федор Федорович, в больнице ждут. Вдруг что случится?
– Уже случилось – ликантроп объявился. А в остальном – есть ли на ночном дежурстве невропатолог, нет ли его, велика ль разница? Во всем остальном, кроме своей неврологии, я ничем не лучше Ани.
Я с ним согласен. Оставлять без врача больницу не полагалось, потому все врачи по графику выходили в ночное. Но ведь профанация получалась. Что может сделать стоматолог, если поступит больной с ножевым ранением? Вызовет хирурга. Что могу я, если поступит больной с инсультом? Вызову невропатолога. Что сделает невропатолог, если поступит роженица? Вызовет акушера. Что сделает акушер, если поступит больной с инфарктом миокарда? Вызовет терапевта. И так далее и тому подобное. Все это способен сделать и фельдшер.
– Да я уйду, уйду. Окажи только медицинскую помощь, и пойду.
– Посмотреть руку?
– Руку завтра успеешь. Ты того… противострессовое дай. Если есть, конечно, – добавил он в приступе деликатности.
– Ты ж на дежурстве, – засомневался я.
– А ты в плепорцию, только для поддержания духа.
Я достал из холодильника «Гжелку». Видно, такова ее судьба: быть початой еще до полуночи.
– О! Кучеряво живешь!
Я протянул Фе-Фе стакан и бутылку. Взрослый человек. Дай мне бутылку, и я буду пьяным сегодня. Дай мне работу, и я буду пьяным каждый день.
Невропатолог откупорил «Гжелку» со всем бережением. Налил немного, граммов пятьдесят.
– А ты? – спросил он меня. – Ты ведь не на дежурстве?
– Оттого и не хочу.
– Правильно! – Фе-Фе пил не залпом, как алкоголик начинающий, не смакуя, как алкоголик матерый, а просто – словно воду. – Водку без острого желания пить грешно. Ну, я пошел, – и он действительно пошел обычной походкой слегка уставшего человека.
Я заперся на два оборота и вернулся в ванную.
Вода не успела остыть настолько, чтобы нельзя было окунуться, но удовольствия не получилось. Быстро намылился гелем, быстро смыл его, быстро вытерся, быстро надел пижаму и быстро лег в быстро постланную постель.